Социалистическое государство и его органы внешних сношений представляют собой исторически новый тип государственных органов. Государство в условиях социализма -- это уже не государство в обычном, привычном для истории прошлого значении слова. Это -- не власть, стоящая над большинством населения страны и противостоящая ему. В условиях социализма государство не стоит над населением и не противостоит ему, а находится в руках самого населения. Об этом говорят как избирательная система Советского государства и других социалистических стран, состав и деятельность всех органов государственной власти в СССР и в других социалистических государствах, так и интересы, которые выражают и отстаивают эти государства. В СССР действует всеобщее, прямое и равное избирательное право при тайном голосовании. Отсутствуют какие-либо цензы и ограничения избирательных прав граждан: все граждане СССР, достигшие 18летнего возраста, имеют право избирать своих представителей во все органы государственной власти СССР, а граждане, достигшие 21 года, могут избираться во все выборные государственные органы.
Единственными органами государственной власти в СССР являются Советы депутатов трудящихся. Уже сам состав этих органов говорит о подлинно народном характере государственной власти. Все депутаты в этих органах власти -- трудящиеся. В 1974 году в местных Советах насчитывалось свыше 2 млн. депутатов. Кроме того, в тесном контакте с депутатами работают еще свыше 3,5 млн. трудящихся, составляющих актив избирателей, работающих в различных комиссиях Советов. Естественно, что при такой народной организации государственной власти в условиях социализма и высший орган государственной власти, осуществляющий важнейшие функции внешних сношений, должен быть подлинно народным. Таким высшим органом государственной власти и высшим контролирующим всю внешнюю политику органом внешних сношений в Советском Союзе является Верховный Совет СССР. О его подлинно народной социальной сущности можно судить по следующим данным. В Верховном Совете СССР текущего созыва больше половины депутатов являются рабочими и крестьянами или начали свою трудовую деятельность в качестве рабочих или крестьян. 32,8% депутатов -- рабочие; 17,9% -- колхозники; остальные -- представители народной интеллигенции, массовых общественных организаций трудящихся. В Верховном Совете представлено свыше 50 народов и народностей нашей страны.
Ясно, что такой парламент может выражать лишь интересы трудящихся, интересы народа, которым чужды какиелибо агрессивные намерения. Поэтому государственная власть в СССР заинтересована в мире и стремится к миру так же искренне, как и все трудовое население Советской страны.
Народный характер по социальному составу имеют и все другие органы внешних сношений Советского Союза -- Правительство, утверждаемое Верховным Советом СССР и подотчетное ему, Министерство иностранных дел, комплектуемое кадрами из двух трудящихся классов -- рабочих и колхозного крестьянства, а также из трудовой народной интеллигенции. Каких-либо эксплуататорских классов и враждебных трудящимся социальных групп нет в составе населения социалистического общества. Поэтому и иных кадров, кроме как из числа трудящихся, нет ни в одном органе внешних сношений социалистического государства. Такая социальная природа и кадровый состав органов внешних сношений обеспечивают подлинно народный и мирный характер внешней политики и дипломатии стран социализма.
Высшие органы внешних сношений Союза ССР и союзных республик
В основном государственно-правовом акте Советского государства -- в Конституции Союза Советских Социалистических Республик, в гл. II «Государственное устройство», указан круг вопросов, относящихся к ведению Союза Советских Социалистических Республик из области внешних сношений. В ст. 14 Конституции говорится: «Ведению Союза Советских Социалистических Республик в лице его высших органов государственной власти и органов государственного управления подлежат:
- а) представительство СССР в международных сношениях, заключение, ратификация и денонсация договоров СССР с другими государствами, установление общего порядка во взаимоотношениях союзных республик с иностранными государствами;
- б) вопросы войны и мира;
- з) [...] внешняя торговля на основе государственной монополии;
- ц) [...] законодательство о союзном гражданстве; законодательство о правах иностранцев...»
Таковы те пункты ст. 14 Конституции, которые имеют отношение к вопросам внешних сношений и определяют компетенцию высших органов государственной власти и органов государственного управления Союза ССР.
В ст. 15 Конституции говорится: «Суверенитет союзных республик ограничен лишь в пределах, указанных в статье 14 Конституции СССР. Вне этих пределов каждая Союзная республика осуществляет государственную власть самостоятельно. СССР охраняет суверенные права союзных республик».
Таким образом, Конституция несколько ограничивает суверенитет союзных республик в пределах, указанных в ст. 14. Вне этих пределов союзные республики осуществляют государственную власть самостоятельно. Вместе с тем ст. 18 а той же гл. II Конституции указывает конкретно, какие вопросы внешних сношений относятся к компетенции союзной республики. «Каждая Союзная республика имеет право вступать в непосредственные сношения с иностранными государствами, заключать с ними соглашения и обмениваться дипломатическими и консульскими представителями». В гл. IV, ст. 60 д, Конституции указывается, что Верховный Совет союзной республики «устанавливает представительство Союзной республики в международных сношениях».
Таким образом, Верховный Совет союзной республики определяет лиц, назначаемых в качестве представителей той или иной республики в ту или иную международную организацию, или, если будут установлены прямые отношения этой республики с каким-нибудь государством, определяет лиц, назначаемых полномочными представителями.
В настоящее время две союзные республики -- Украинская ССР и Белорусская ССР вместе с Союзом Советских Социалистических Республик участвуют в Организации Объединенных Наций. Они пользуются одинаковыми правами со всеми другими государствами. Во всех союзных республиках имеются министерства иностранных дел, и каждое министерство имеет возможность сноситься с другими государствами на основе права, предоставленного ему Конституцией, и в рамках, определенных ею. Иногда правительства союзных республик по отдельным вопросам обращаются к иностранным правительствам. Союзные республики осуществляют также культурные связи с иностранными государствами. В частности, во время Бандунгской конференции среднеазиатские советские республики обращались к конференции со специальными заявлениями.
Далее, в гл. III Конституции СССР говорится о высших органах государственной власти Союза ССР и о правах этих высших органов. Статья 31 этой главы указывает: «Верховный Совет СССР осуществляет все права, присвоенные Союзу Советских Социалистических Республик согласно статье 14 Конституции, поскольку они не входят, в силу Конституции, в компетенцию подотчетных Верховному Совету СССР органов СССР: Президиума Верховного Совета СССР, Совета Министров СССР и Министерств СССР». Таким образом, Верховный Совет СССР и подотчетные ему органы СССР осуществляют те функции, которые сформулированы в перечисленных выше пунктах ст. 14 Конституции.
Статья 49, п. н, гл. III Конституции говорит, что Президиум Верховного Совета в период между сессиями Верховного Совета СССР объявляет состояние войны в случае военного нападения на СССР или в случае необходимости выполнения международных договорных обязательств по взаимной обороне от агрессии; «п) ратифицирует и денонсирует международные договоры СССР; р) назначает и отзывает полномочных представителей СССР в иностранных государствах; с) принимает верительные и отзывные грамоты аккредитованных при нем дипломатических представителей иностранных государств».
Такова конкретизация того, что делает Президиум Верховного Совета СССР в области внешних сношений. В соответствии с этими положениями Конституции Президиум Верховного Совета, Комиссии по иностранным делам Совета Союза и Совета Национальностей, как и обе эти палаты высшего органа Советского государства, рассматривают важнейшие внешнеполитические вопросы и вносят на утверждение сессий Верховного Совета решения, определяющие внешнеполитический курс Советского государства. Так, например, Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой, заключенный между СССР, США и Англией 5 августа 1963 г. в Москве, был ратифицирован после рассмотрения этого вопроса в Комиссиях по иностранным делам Президиумом Верховного Совета СССР, и эта ратификация была утверждена на сессии Верховного Совета СССР в декабре 1963 года.
Глава V Конституции устанавливает права и обязанности высшего органа государственного управления Союза Советских Социалистических Республик-- Совета Министров СССР. В ст. 68 указывается, что Совет Министров СССР осуществляет общее руководство в области сношений с иностранными государствами.
Таковы основные положения Конституции СССР, говорящие об органах внешних сношений Советского Союза. На основе этих положений Конституции Президиум Верховного Совета СССР назначает министра иностранных дел с последующим утверждением этого назначения Верховным Советом СССР.
Центральный аппарат Министерства иностранных дел СССР
Министерство иностранных дел СССР осуществляет повседневное руководство проведением внешней политики Советского Союза, докладывая ЦК КПСС и Совету Министров СССР о вопросах внешней политики и получая от ЦК КПСС и Совета Министров СССР соответствующие указания. В соответствии с ленинским положением о соединении в работе министерства партийного начала с советским этот принцип последовательно осуществляется в подборе кадров, структуре, в содержании и стиле работы министерства, что является важнейшей принципиальной особенностью этого ведомства.
Главная задача МИД СССР и основное содержание его деятельности -- защита прав и интересов СССР в области международных отношений. Министерство осуществляет дипломатические и консульские сношения с иностранными государствами, с международными межправительственными организациями, руководит работой дипломатических и консульских представительств и представительств СССР при международных организациях. МИД СССР проводит переговоры от имени СССР с иностранными государствами, участвует в международных совещаниях и конференциях, заключает международные договоры и соглашения и наблюдает за выполнением советских обязательств по этим договорам и соглашениям и за осуществлением вытекающих из них прав Советского государства.
Министерство следит за осуществлением законодательства СССР, относящегося к внешним сношениям, и оказывает содействие другим ведомствам в выполнении ими функций в области внешних сношений, возложенных на них законодательством и поручениями правительства.
МИД СССР повседневно представляет Советское правительство за рубежом, ведет подготовку и практически осуществляет официальные визиты советских партийно-правительственных и правительственных делегаций, руководителей КПСС и Советского правительства в зарубежные страны и визиты на высшем уровне, а также министров иностранных дел в Советский Союз, проводит различные протокольные мероприятия в СССР, ведет повседневную работу с дипломатическим корпусом, иностранными корреспондентами, дает официальные публикации по внешнеполитическим вопросам и т д.
Изучение международного положения, внешней и внутренней политики иностранных государств, международных организаций и движений, своевременная информация ЦК КПСС и Советского правительства о всех заслуживающих внимания международных событиях, внесение соответствующих предложений о необходимых шагах в интересах укрепления мира, сотрудничества между государствами и борьбы с агрессивными действиями империалистических сил являются важной повседневной функцией МИД СССР.
МИД СССР, как общесоюзное министерство, согласно Конституции, руководит в рамках его компетенции работой министерств союзных республик по вопросам общего порядка их взаимоотношений с иностранными государствами и оказывает им помощь и содействие в их работе.
Центральный аппарат Министерства иностранных дел СССР строится по общепринятой в большинстве стран структуре. Он состоит из следующих основных звеньев: министр, первый заместитель министра, заместители министра и члены коллегии -- руководство министерства; послы по особым поручениям; советники при министре; генеральный секретариат; оперативные дипломатические отделы; оперативные недипломатические отделы; административно-хозяйственные отделы.
Кратко охарактеризуем теперь каждое из этих основных звеньев центрального аппарата Министерства иностранных дел СССР.
Министр иностранных дел, его заместители, а также коллегия образуют руководство (руководящий аппарат) Министерства иностранных дел СССР. Министр иностранных дел СССР точно так же, как другие члены Правительства, утверждается Верховным Советом СССР при образовании Совета Министров СССР, а в период между сессиями назначается и освобождается от должности по представлению Председателя Совета Министров Президиумом Верховного Совета с последующим внесением Указа Президиума на утверждение Верховного Совета СССР. Коллегия назначается Советом Министров СССР. В ее состав входят министр, заместители министра и несколько членов коллегии. Министр единолично отвечает за руководство министерством. Коллегия является совещательным органом при министре.
Важнейшим звеном центрального аппарата с точки зрения повседневного оперативного дипломатического руководства являются оперативные дипломатические отделы. По характеру деятельности отделов принято общеизвестное деление на территориальные и функциональные оперативные дипломатические отделы. Территориальные отделы ведают вопросами внешних сношений с определенной группой стран. Группы стран образуются, как правило, по региональному признаку. Таковы, например, европейские отделы, отделы США и Латинской Америки, отделы стран Ближнего и Среднего Востока, отделы Юго-Восточной и Южной Азии, Африки, дальневосточные и др.
Деление среди функциональных отделов центрального аппарата--также общепринятое в большинстве стран. К таким отделам относятся: консульское управление, протокольный отдел, договорно-правовой отдел, отдел печати, отделы международных организаций и международных экономических организаций, отдел культурных связей с зарубежными странами, управление по планированию внешнеполитических мероприятий, управление по общим международным вопросам.
О деятельности функциональных отделов можно судить по примеру таких отделов, как договорно-правовой отдел и протокольный отдел.
Договорно-правовой отдел оформляет все договоры и соглашения: работает над текстами договоров, следит, чтобы в договорах и соглашениях не оказалось ничего такого, что ущемляло бы права СССР, и, с другой стороны, чтобы заключаемые договоры и соглашения не противоречили основным положениям международного права. Для этого требуется большая предварительная работа по юридической проверке и сверке договоров. Кроме того, поскольку договоры являются важными международными документами, большое значение в тексте договора приобретает каждая буква, каждая запятая, ибо не на месте поставленная запятая меняет иногда смысл договора.
В ведении договорно-правового отдела находятся также все вопросы, касающиеся территорий, границ между государствами. В результате большой и сложной работы, которая нередко длится годами, уточняются, демаркируются или редемаркируются те или иные границы с соседними государствами, составляются точные карты, устанавливаются пограничные столбы и производится в случае необходимости передача и прием отдельных территорий соответственно установленным границам. Все документы, касающиеся уточнения границ, все карты хранятся в договорно-правовом отделе МИД.
Договорно-правовой отдел участвует также в подготовке и рассмотрении нот, заявлений и других дипломатических документов, затрагивающих международно-правовые вопросы. Он консультирует оперативно-дипломатические отделы по правовым вопросам и участвует в подготовке и проведении международных совещаний, конференций, встреч. Место и роль договорно-правового от дела МИД непрерывно повышается, поскольку развитие" международных отношений требует все более основательного международно-правового обоснования. Разработка международно-правовых норм отношений между государствами в новых условиях послевоенного периода, юридическое обоснование таких международных понятий, как агрессия, выработка международных конвенций, таких, например, как Конвенция о дипломатических сношениях, Конвенция о морском праве и многие другие, составляют важную область работы договорно-правовых отделов министерств и являются неотъемлемой частью их работы.
Протокольный отдел МИД является политическим инструментом дипломатии, поскольку через этот отдел послы и другие иностранные представители устанавливают свои первые контакты со страной пребывания и получают первое ознакомление с основами ее политики. Через протокольный отдел руководство МИД имеет возможность нюансировать отношения с каждой страной в простой и приемлемой дипломатической форме. Первой заботой протокольного отдела является встреча и устройство новых послов и оказание им содействия в организации работы посольства. До вручения послом верительных грамот все его сношения с Министерством иностранных дел и другими официальными учреждениями осуществляются исключительно через протокольный отдел МИД СССР.
Прибывший посол наносит первый визит заведующему протокольным отделом МИД и узнает у него установленный порядок вручения верительных грамот. Затем он наносит визит министру иностранных дел или его первому заместителю, чтобы представиться и передать ему копию своих верительных грамот, а также текст речи, которую он намерен произнести при вручении верительных грамот.
В Советском Союзе, как и в большинстве стран мира, установлен порядок, по которому в определенно назначенный для вручения верительных грамот день за послом приезжает машина, выделенная о г имени главы государства, и заведующий протокольным отделом МИД сопровождает посла в резиденцию главы государства, где происходит церемония вручения верительных грамот. Послы являются в большинстве случаев либо в установленной для них форме с орденами, либо во фраке или в национальном костюме. Их сопровождают основные дипломатические сотрудники посольства -- советники, секретари, военные атташе, обычно в темных костюмах, а военные-- в парадных формах. У входа в резиденцию главы государства (в СССР -- в Кремле) посла встречает комендант здания. Затем заведующий протокольным отделом сопровождает посла до зала, где происходит церемония. В аванзале заведующий протокольным отделом представляет присутствующих там сотрудников аппарата Президиума Верховного Совета СССР. В зале посла представляет Председателю Президиума Верховного Совета СССР (или его заместителю) заведующий протокольным отделом МИД. Затем посол произносит речь и вручает верительные грамоты главе государства. Председатель Президиума Верховного Совета произносит ответную речь и знакомится с присутствующими дипломатическими сотрудниками посольства, которых ему представляет посол. При всей этой церемонии обычно присутствуют секретарь Президиума Верховного Совета СССР и заместитель министра иностранных дел. По окончании церемонии Председатель Президиума Верховного Совета СССР приглашает посла для краткой беседы общего характера, на которой обычно присутствуют секретарь Президиума Верховного Совета и заместитель министра иностранных дел.
Акт вручения верительных грамот считается актом вступления посла в исполнение своих обязанностей. Посол наносит визиты министру иностранных дел, его заместителям и заведующим основными отделами, а также другим министрам и официальным лицам в соответствии с установленными в СССР протокольными правилами. Он также наносит визиты всем послам стран, с которыми его страна имеет дипломатические отношения, начиная со старшины (дуайена) дипломатического корпуса.
Протокольный отдел МИД является постоянным звеном связи посольства с министром иностранных дел по всем организационным вопросам и посредником в сношениях посольства с государственными учреждениями и общественными организациями страны пребывания. Протокольный отдел оказывает посольствам (миссиям) содействие в организации дипломатических приемов, экскурсий в исторические места, в музеи, поездок в различные города страны, в организации отдыха и развлечений для членов дипломатического корпуса. С протокольным отделом они обычно советуются о тех или иных мероприятиях посольства, чтобы избежать нарушения существующих в стране протокольных правил и облегчить организацию этих мероприятий.
Протокольный отдел МИД выдает всем членам дипломатического корпуса специальные дипломатические карточки, которые служат основным документом, удостоверяющим личность дипломата и обеспечивающим его дипломатические привилегии. Весь дипломатический персонал посольства регистрируется в протокольном отделе, который периодически издает списки дипломатического корпуса с включением в них всего состава каждого посольства для сведения всех посольств.
Протокольный отдел МИД организует для дипломатического корпуса различные приемы, просмотры кинофильмов, посещение торжественных заседаний, экскурсии для ознакомления с теми или иными достопримечательностями столицы или страны и через дуайена дипломатического корпуса информирует о важных постановлениях правительства, относящихся к дипломатическому корпусу.
В СССР, как и в других странах, существует определенный порядок передвижения членов дипломатического корпуса по территории страны. При этом соблюдается, как правило, условие взаимности при установлении некоторых ограничений в посещении отдельных пунктов территории, включая и порядок заблаговременного извещения о выезде за пределы столицы. С 5 апреля 1974 г. Правительство СССР установило новый порядок передвижения дипломатического корпуса, согласно которому главы дипломатических представительств и члены их семей могут посещать любым видом транспорта открытые города и районы СССР без какого-либо уведомления протокольного отдела МИД СССР. Сотрудники иностранных представительств при поездках любым видом транспорта в города и населенные пункты, расположенные на трассах, открытых для передвижения иностранных автотуристов, уведомляют письменно протокольный отдел МИД СССР за 24 часа до начала поездки.
Протокольный отдел следит вместе с тем за соблюдением привилегий членов дипломатического корпуса, которые являются общепризнанными, согласно международному праву. Это --личная неприкосновенность (иммунитет) и неприкосновенность помещений и имущества дипломатического представительства, изъятие членов дипломатического корпуса из-под уголовной, гражданской и административной юрисдикции страны пребывания, налоговые и таможенные льготы, право шифрованной переписки со своим правительством, право пользования не подлежащей контролю дипломатической почтой, право поднятия флага над резиденцией и на средствах транспорта и некоторые церемониальные привилегии в зависимости от ранга дипломата.
Протокольный отдел МИД организует также соответствующие церемонии в связи с прибытием в страну глав иностранных государств, глав правительств, министров иностранных дел, специальных правительственных делегаций и др. В каждой стране существуют свои протокольные правила и обычаи на этот счет. При встречах глав государств и правительств выстраивается почетный караул; встречают, соответственно, глава государства и правительства, пригласившие гостя; в честь прибывшего гостя устраивается обычно в начале визита обед от имени Президиума Верховного Совета или Правительства СССР, а в конце его пребывания иногда прием с приглашением дипломатического корпуса, правительственных и общественных деятелей.
Во время пребывания в СССР глав государств, правительств и партийно-правительственных делегаций других государств протокольный отдел МИД СССР организует всю программу пребывания и обеспечивает повседневное обслуживание прибывших гостей.
Таким образом, протокольный отдел МИД, являясь оперативно-дипломатическим отделом министерства, охватывает широкий круг вопросов, непосредственно связанных с пребыванием в СССР дипломатического корпуса, с приездом глав государств и правительств, различных правительственных делегаций и государственных деятелей различного уровня, с проведением различных протокольных и информационно-ознакомительных мероприятий для членов дипломатического корпуса и приезжающих делегаций. При проведении своей работы протокольный отдел повседневно учитывает характер и уровень отношений СССР с каждым из государств, представленных в стране.
Международно-правовой основой всей деятельности протокольных отделов МИД государств, в том числе и в СССР, является Венская конвенция о дипломатических сношениях 1961 года, которая кодифицирует нормы международного права, относящиеся к деятельности дипломатических представительств, и определяет привилегии, иммунитеты этих представительств, а также личные привилегии "дипломатического и технического персонала. Протокольный отдел МИД СССР, как и протокольные отделы каждой страны, строго следит за тем, чтобы в стране полностью соблюдались эти международные нормы и в то же время, чтобы дипломатический корпус уважал законы страны пребывания.
В структуре МИД СССР имеются также отделы, которые непосредственно не осуществляют внешних сношений, но тем не менее имеют прямое отношение к внешней политике СССР. Таково, например, историко-дипломатическое управление. В ведении этого управления находится архив внешней политики Советского Союза.
Это -- крупное учреждение, имеющее много филиалов в Москве, где хранятся архивы по внешней политике нашей страны за все время ее существования. Историко-дипломатическое управление дает многочисленные справки оперативным дипломатическим отделам МИД и его руководству, составляет обзоры по различным историко-дипломатическим проблемам и ведет научную разработку архивов. Решением правительства при этом управлении создана специальная комиссия по изданию дипломатических документов.
Центральная научная библиотека министерства связана также со всей оперативной деятельностью МИД. Она ведет библиографию всей выходящей литературы по вопросам внешней политики в СССР и за рубежом, снабжает этой литературой учреждения СССР за границей, получает из-за границы новую литературу, дает справки по всем вопросам, связанным с литературой, обслуживает оперативные отделы.
Имеются, наконец, отделы, ведающие делопроизводством, дипломатической и закрытой связью, которые являются важными звеньями в оперативной деятельности министерства, посольств и миссий.
Имеется также ряд административно-хозяйственных отделов МИД, которые обслуживают весь центральный и заграничный аппарат МИД.
Необходимо также сказать, что при министерстве имеется еще одно учреждение, которое имеет существенное значение с точки зрения отношений министерства с дипломатическим корпусом, аккредитованным в Москве.
Это -- управление по делам обслуживания дипкорпуса (УпДК). Оно является как бы посредником между всеми иностранными дипломатами, которые живут в Советском Союзе, и различными советскими учреждениями по линии хозяйственного обслуживания дипломатов. В ведении этого учреждения находятся все особняки, в которых размещены посольства, оно предоставляет квартиры иностранным дипломатам, осуществляет ремонт помещений и наблюдает за исправным состоянием всех помещений, где проживают дипломаты; организует все поездки дипломатов по территории нашей страны, помогает в устройстве дипломатических приемов в посольствах или миссиях, договаривается по их поручениям с соответствующими учреждениями. Это -- орган, который оказывает дипломатам содействие в решении их бытовых вопросов, избавляя их от обращения к местным органам и учреждениям. Руководство министерства -- министр.
Функции центрального аппарата и формы работы оперативно-дипломатических отделов
заместители министра и другие должностные лица, входящие в руководство ведомства, -- осуществляют общее на правление деятельности Министерства иностранных дел СССР, рассматривают общие и конкретные международные проблемы, подготавливая их решение для высших партийных и правительственных органов и действуя в соответствии с указаниями партии и правительства.
Вместе с тем руководство осуществляет повседневное наблюдение за деятельностью отделов центрального аппарата, дает указания каждому из них и направляет работу соответствующих звеньев центрального аппарата и дипломатических учреждений за границей. Заместители министра руководят работой соответствующих оперативных дипломатических, недипломатических и административных отделов министерства. Как и в ряде стран, в функции заместителей министра входит также не только руководство определенными отделами, но и работой соответствующих посольств и миссий за границей.
Помимо вышеуказанных функций, руководство министерства повседневно имеет общение с послами государств, аккредитованными в стране их пребывания, участвует в различных приемах и официальных мероприятиях, ведет переговоры с представителями других государств, выезжает на различные международные конференции и совещания.
Дипломатическая работа в центре состоит не только в том, чтобы получать информацию от посольств, от различных агентств и организаций за рубежом, которые сообщают различные международные новости, и соответствующим образом реагировать на них, но и в том, чтобы вести дипломатическую работу с теми посольствами и миссиями, которые аккредитованы в данной стране. Иностранные послы и посланники периодически посещают министерство и ведут беседы с министром, его заместителями и заведующими соответствующими отделами.
Прием послов, посланников и поверенных в делах составляет значительную долю в работе руководства МИД. Такого рода приемы имеют важное значение, поскольку через своих послов правительства соответствующих стран ставят перед правительством страны пребывания вопросы, касающиеся взаимоотношений этих стран по международным проблемам общего характера и вопросам, интересующим непосредственно обе стороны. Кроме того, правительство поручает министру иностранных дел или его заместителю передачу важных сообщений и предложений через послов соответствующих правительств. Наконец, личное общение с тем или другим послом позволяет получить важную информацию о позиции того или иного правительства, причем нередко более детальную, чем ее можно получить через какие-либо официальные документы. Личная встреча с послом представляет собой важную дипломатическую акцию, и к такой встрече каждый из руководителей соответствующим образом готовится, знакомясь предварительно с кругом вопросов, который может быть поставлен в беседе, продумывая, какие вопросы он сам может и должен поставить, и предусматривая возможный ход и различные варианты беседы. Эта подготовка проходит, разумеется, с привлечением соответствующих заведующих оперативными дипломатическими отделами, а иногда и различных специалистов по конкретным международным вопросам.
В переговорах с правительственными делегациями других стран обычно участвует либо министр, либо его заместитель. По вопросам, которые обсуждаются на переговорах, министерство готовит соответствующие предложения, вырабатывает определенные документы, намечающие позиции в переговорах. Результаты переговоров обычно фиксируются в виде коммюнике или соглашений, которые подписываются участвующими в переговорах сторонами.
Особо важное значение имеют государственные и партийные визиты на высшем уровне, которые в 60х и 70х годах получили широкое распространение. Подготовка к проведению таких встреч на высшем уровне и само проведение их являются важнейшей составной частью всей работы руководства министерства. Накопленный опыт в этой области представляет собой важный элемент советской дипломатической службы.
Кроме того, руководители министерства участвуют в различных дипломатических приемах. Обычно послы и посланники используют приемы для того, чтобы узнать точку зрения членов правительства и работников МИД по тому или другому вопросу, согласовать в предварительном порядке ту или иную договоренность между правительствами, подготовить то или иное, иногда немаловажное, решение.
Во время переговоров и международных конференций нередко больше достигается в беседах на приемах, чем на официальных заседаниях. Поэтому приемы, завтраки, обеды в дипломатической практике являются важным звеном, особенно когда в них участвуют руководители правительства или министерства.
Наблюдением за развитием отношений с конкретными странами в центральном аппарате ведают соответствующие оперативные дипломатические отделы. Они обеспечивают своевременную информацию руководства и быстрое реагирование на то или другое событие в конкретных странах, они разрабатывают предложения по отношениям с данной страной или укреплению позиции по данному международному вопросу. Таков первый круг обязанностей, которые лежат на заведующем отделом и на всем отделе в целом.
Второй круг -- поддержание дипломатических контактов с посольствами и миссиями; соответствующие шаги в отношении посольств и миссий, в зависимости от политической обстановки и отношений с той или другой страной; прием послов, советников и других работников посольств; нотная переписка между министерством и соответствующим посольством; посещение дипломатических приемов и дипломатическая работа на них.
Третий круг -- повседневное наблюдение за деятельностью посольств и миссий своего государства за границей в соответствующих странах; это повседневное направление деятельности посольств и миссий идет как по линии телеграфной, почтовой переписки с ними, так и по линии анализа бесед, отчетов, справок, по линии укрепления кадрами этих посольств и миссий, улучшения работы с ними.
Четвертый круг обязанностей -- взаимодействие с другими отделами МИД; каждый отдел имеет связь и контакт с другими отделами или по линии связи с территориальными отделами, занимающимися смежными странами, или по линии связи с функциональными отделами, которые связаны с территориальными отделами по определенным функциям по существу самой работы.
Справочная и информационная работа внутри МИД, связь с другими ведомствами при подготовке тех или других вопросов или по реализации ряда мероприятий, которые осуществляются при участии других ведомств, являются также повседневными функциями всех оперативных дипломатических отделов МИД.
Таков общий круг тех обязанностей и функций, которые лежат на оперативных дипломатических отделах министерства.
Как же практически ведет свою работу оперативный дипломатический отдел?
Первостепенной обязанностью для дипломатического отдела является быть информированным по всем важным вопросам, касающимся соответствующих стран. Никакого дипломатического шага нельзя предпринять, не будучи информированным о том, что происходит в этой стране или по отношению к этой стране со стороны других стран, не будучи в курсе дела того, какова позиция важнейших партий, политических деятелей в той или другой стране. Поэтому изучение информации по каждой из находящихся в ведении данного отдела стран является первым условием успешной деятельности любого территориально-дипломатического отдела.
Заведующий отделом прежде всего должен ознакомиться с вопросами, касающимися интересующих его стран. Он просматривает сообщения посольств и миссий, узнает, что сообщают радио и печать различных стран относительно государств, входящих в ведение его отдела. Только по получении такой информации можно начинать практическую работу любого дня.
Крупные вопросы внешней политики требуют координации деятельности ряда дипломатических отделов МИД, а нередко и ряда ведомств, связанных с внешней политикой. В качестве примера дипломатических акций, требующих разработки координационного плана действий, можно привести провозглашение США «доктрины Даллеса-- Эйзенхауэра» в 1957 году. «Доктрина Даллеса -- Эйзенхауэра», представляющая собой план попытки овладения Ближним Востоком, потребовала от СССР и других миролюбивых государств, естественно, определенных шагов, направленных к укреплению независимости арабских стран, усилению позиций тех, кто заинтересован в сохранении и укреплении мира в этом районе.
В связи с провозглашением этой экспансионистской доктрины, как известно, имели место многочисленные выступления в советской печати и по радио, разъясняющие ее империалистический характер, было сделано заявление МИД СССР по этому вопросу, затем были предприняты некоторые дипломатические акции как по отношению к странам Ближнего Востока, так и по отношению к США, Англии и Франции. Наконец, появился контрплан-- программа СССР из шести пунктов о невмешательстве во внутренние дела стран Ближнего и Среднего Востока, которая была опубликована на сессии Верховного Совета СССР в виде ноты правительства СССР правительствам США, Англии ч Франции. Такую крупную акцию, естественно, нельзя подготовить в течение нескольких дней, для этого нужен определенный промежуток времени, чтобы были подготовлены соответствующие страны и широкие слои населения и чтобы содержание нот или заявлений правительств пало на подготовленную почву. Вся подготовительная работа ведется соответствующими отделами МИД и составляет их повседневную текущую работу.
Еще более сложная и координационная работа предшествовала заключению Договора о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой. После того как анализ позиции западных держав показал, что они не готовы пойти на запрещение всех видов испытаний ядерного оружия, Советское правительство напомнило о своем согласии заключить договор о запрещении ядерных испытаний в трех средах. После этой инициативы СССР последовали предварительные переговоры с использованием различных дипломатических каналов. 15 июля 1963 г. состоялся прием Председателем Совета Министров СССР западных представителей, прибывших для непосредственных переговоров.
В последующие дни, вплоть до 25 июля, происходило обсуждение, согласование, редактирование и парафирование проекта договора представителями трех держав. Следующей стадией было согласование проекта договора с правительствами трех держав, и лишь 5 августа 1963 г. состоялось подписание договора уполномоченными на то представителями СССР, США и Великобритании. Вся подготовительная работа к таким международным акциям также ведется соответствующими отделами МИД и составляет их текущую работу.
К текущей работе оперативных дипломатических отделов относится и реагирование на всякого рода запросы, обращения соответствующих иностранных посольств, подготовка на них ответов, составление нот или других дипломатических документов, как их называют в дипломатической практике.
Дипломатическая переписка министерства с иностранными посольствами ведется в виде нот (вербальных или личных), памятных записок или меморандумов (последние, как правило, вручаются при встрече с послом или другим представителем посольства). Каждая нота, каждый дипломатический документ является документом государства, потому что ноту, памятную записку или меморандум посылают от имени министерства в целом. Это -- документ министерства, а не отдельного работника, а так как министерство выступает от имени государства, правительства, то это значит, что любая нота, по существу, является правительственной нотой. Поэтому каждую ноту должен утвердить один из руководителей министерства. Правда, есть категории нот, которые поручается утверждать начальникам управлений и заведующим отделами. Такие ноты, как правило, носят чисто информационный или консульский характер.
Такая централизация необходима, ибо каждый дипломатический документ отражает позицию правительства и по этому документу получающее его правительство судит о политике данного правительства.
Работа оперативных дипломатических отделов министерства состоит также в том, что работники отдела, начиная с его заведующего, встречаются с работниками иностранных посольств тех стран, которые входят в круг ведения отдела, и ведут с ними беседы. Каждая беседа с тем или другим дипломатическим работником как в центральном аппарате, так и в посольствах фиксируется в специальном дневнике данного работника. Это -- не пустая формальность, а очень важный элемент всей работы министерства и посольств. Посол или работник посольства, с которым заведующий дипломатическим отделом министерства или один из его работников имел беседу, придя к себе в посольство, записывает также эту беседу, потому что для него и его правительства очень важно, что было сказано в министерстве по тому или иному вопросу. Каждая запись беседы -- это документ, который хотя и носит внутренний характер, тем не менее имеет важное значение. О каждой беседе в министерстве информируется соответствующее посольство за границей. Если, например, беседа происходила с французским послом, информируется посольство в Париже. Фиксируются также разговоры с иностранцами по телефону, а также на приемах. На основании этих записей делаются соответствующие выводы и принимаются те или иные оперативные меры.
За всеми вопросами, относящимися к дипломатическим отношениям с той или иной страной, следят определенные дипломатические работники отдела, которые повседневно ведают вопросами, связанными с отношениями с данной страной.
Помимо повседневной оперативной деятельности отдел должен заниматься и более глубокой разработкой определенных шагов в области развития отношений с соответствующей страной. Заранее подготавливается определенный план работы, и по этому плану намечаются определенные шаги. Эти шаги постепенно осуществляются как в порядке дипломатических мероприятий, так и в порядке общественных мероприятий через печать, радио и т. д. При этом используются как мероприятия, проводимые внутри Советского Союза, так и мероприятия, имеющие место в соответствующей стране, и подготавливаются соответствующие шаги со стороны посольства, каждого оперативного отдела, МИД в целом и т. д. План таких мероприятий опирается на изучение конкретной обстановки в стране, итогов информации, которая идет из страны и из других источников. Таким образом формируется определенная линия поведения, которая затем осуществляется.
Отдел должен следить за тем, как действует советское посольство в соответствующей стране, не нужно ли его поправить, не нужно ли чем-нибудь помочь, поставить перед ним какие-нибудь вопросы и т. д.
Посольства присылают в отдел различные документы и регулярные отчеты. По этим отчетам дается заключение в отделе, это заключение утверждается руководством. Министр или заместитель министра дает соответствующие указания послу, чтобы в дальнейшей работе обратить внимание на те или иные вопросы, которые вытекают из анализа отчета посольства. Таков круг повседневной работы, которая падает на оперативный территориальный отдел.
Есть некоторые особенности работы отделов, занимающихся социалистическими странами, по сравнению с работой отделов капиталистических стран. Естественно, что с посольствами социалистических стран отношения отдела более тесные, откровенные и дружественные. Поддерживается постоянный товарищеский контакт в работе, идет систематический обмен информацией, систематически обсуждаются вопросы дальнейшего укрепления отношений и преодоления возникающих трудностей в деле социалистического строительства в этих странах и отношений их с капиталистическими странами.
С посольствами капиталистических стран отношения носят более официальный характер, хотя и здесь имеют место все формы общения, принятые в дипломатической практике (беседы, приемы, завтраки, обеды, кинопросмотры, неофициальные встречи и т. п.). Разумеется, чем теснее политические, экономические и культурные отношения с той или иной капиталистической страной, тем теснее и контакты с посольством этой страны.
Таковы основные функции и формы деятельности дипломатических отделов центрального аппарата МИД Советского Союза.
Требования к дипломатическим кадрам и их личная инициатива
Говоря о всей работе центрального аппарата МИД СССР, необходимо особо подчеркнуть, что аппарат МИД -- это политический аппарат. Политическая направленность, ответственность и политическая зрелость во всей деятельности определяют уровень работы аппарата МИД. Вот почему к подбору кадров в аппарате МИД наша партия и правительство всегда подходили и подходят с большой требовательностью. В своей работе «Лучше меньше, да лучше» В. И. Ленин подчеркивал важность соединения в советском государственном аппарате, особенно в наиболее ответственных его звеньях, советских и партийных кадров. Он говорил, что соединение советского с партийным является «источником чрезвычайной силы в нашей политике». «Разве кто-либо не замечал когда-либо, -- писал Ленин, -- что в таком наркомате, как Наркоминдел, подобное соединение приносит чрезвычайную пользу и практикуется с самого начала?».
Партия всегда исходила из того, что в аппарат МИД должны подбираться политически зрелые люди, ответственные за каждый свой шаг, ибо малейшая ошибка в работе аппарата отражается на очень важных сторонах внешнеполитических отношений СССР. Достаточно неудачно выразиться на каком-нибудь приеме, чтобы это могло найти освещение в иностранной печати и иногда нанести серьезный вред внешнеполитическому престижу страны и внешнеполитической линии СССР вообще. Правильный же ответ есть результат политической зрелости работника, результат понимания им международной обстановки, понимания общей линии внешней политики, ибо нельзя заранее проинструктировать работника по всем вопросам, которые могут встать перед ним. Требуется разумный подход, требуется политическая зрелость, понимание того, на что можно и на что нельзя ответить, и как ответить. Поэтому от каждого работника МИД требуется высокая политическая зрелость и систематическое изучение всего того, что происходит в той стране, где он работает, а если он работает в центральном аппарате, то наблюдение за всем тем, что происходит в мире, и правильный, марксистско-ленинский анализ международных событий. Нужно вместе с тем творчески подходить к оценке тех или иных событий, опираясь на этот анализ, самостоятельно высказывать свое суждение в беседах с иностранцами, действуя, однако, с должной осторожностью. Таким образом, первое, что должно отличать личный состав аппарата МИД, -- это высокая р политическая сознательность, марксистско-ленинская подготовленность, ответственность, партийная зрелость и дипломатическая опытность в своих решениях и действиях. «Успешное осуществление советской внешней политики во многом зависит от умения наших дипломатических кадров творчески применять теорию марксизма-ленинизма на практике, овладения богатым опытом и искусством социалистической дипломатии, от умения глубоко анализировать международную обстановку и делать верные выводы».
Второе, чем должна характеризоваться деятельность кадров аппарата МИД, -- это оперативность, четкость и точность в работе, внимание к мелочам. Это -- очень важное качество и свойство любого работника и всего аппарата МИД в целом.
В дипломатической работе нет мелочей, потому что часто из небольшого факта вырастают крупные события. Иногда по незначительному факту можно уловить начавшееся изменение в политике того или другого государства, что обязывает каждого работника МИД быть очень внимательным даже к небольшим фактам международной жизни, политики государства и поведения послов и других дипломатических работников этих государств. В особенности это относится к послам крупных держав. Послы этих держав -- обычно дипломаты с большим опытом, большой выдержкой и умением вести беседы. Очень часто по их вопросам, по оттенкам их вопросов и замечаний можно судить о начавшемся повороте в политике того или иного правительства. Такие иностранные послы также по отдельным замечаниям и высказываниям работников МИД улавливают те или иные тенденции в политике правительства, при котором они аккредитованы. Все это требует, чтобы каждое слово дипломата было строго обдуманным. Каждый неосторожный шаг может сыграть отрицательную роль. В важнейших вопросах не допускается, чтобы любой работник мог сказать на свой страх и риск что-то, имеющее хоть сколько-нибудь существенное значение. В связи с этим в аппарате МИД имеется большая централизация. Однако строгая централизация работы не должна исключать инициативы работников.
В плане развития инициативы дипломатических работников посольств имеет серьезное значение наличие тех или иных связей у дипломатических работников с правительственными, общественными кругами страны пребывания. Конечно, связи должны налаживаться разумно, с учетом всей обстановки, должен быть повседневный самоконтроль. Однако линия на расширение полезных связей, на проявление разумной инициативы в дипломатической работе должна осуществляться последовательно как в центральном аппарате, так и в посольствах и миссиях. Учитывая серьезную политическую значимость таких связей и личной инициативы работников для того или иного дипломатического представительства и МИД в целом, необходимо, чтобы эта инициатива сочеталась с централизацией в работе дипломатических кадров в целом.
Наконец, вопрос о личном поведении дипломата в центре и особенно за границей является одним из важнейших требований к дипломатическим кадрам. Еще в ноябре 1920 года нарком иностранных дел Г. В. Чичерин разослал всем советским заграничным представителям циркулярное письмо, в котором обращал особое внимание на скромность и простоту в образе жизни советских представителей. «Скромность и простота образа жизни российских представителей должны соответствовать характеру нашего строя и нашего государства, являющегося государством рабочих и крестьян», -- говорилось в этом I письме. Говоря с советским полпредом в Турции С. И. Араловым, который выезжал в страну, В. И. Ленин обратил его внимание на поведение в общении с представителями этой страны: «Будьте, еще раз повторяю, внимательны, терпеливы. В разговорах с представителями правительства, с простым народом всегда будьте вежливы, предупредительны. Избави бог вас от заносчивости... Учитесь языку, общайтесь с простыми людьми, общественными деятелями, не отгораживайтесь заборами, крепостными стенами от трудящихся...».
Другие центральные органы внешних сношений СССР
Помимо Министерства иностранных дел органами внешних сношений в Советском Союзе являются другие министерства, которые также имеют отношения с другими государствами по конкретным вопросам в отдельных областях своей деятельности. Органом, имеющим важное значение в области внешних сношений, является Министерство внешней торговли СССР, осуществляющее на практике государственную монополию внешней торговли. Подобные министерства существуют далеко не во всех государствах. В капиталистических государствах внешней торговлей занимаются непосредственно различные монополистические объединения, которые сами устанавливают внешние торговые связи с монополиями других стран и с другими государствами.
В Советском Союзе никаких самостоятельных выходов на внешний рынок отдельных предприятий или организаций нет. Государство выступает как единое целое, и органом государства являются Министерство внешней торговли и различные внешнеторговые объединения («Экспортхлеб», «Экспортлес», «Промэкспорт», «Станкоимпорт» и др.), которые выполняют практически задачу заключения торговых сделок с различными фирмами, подчиняясь общему плану, устанавливаемому в Советском Союзе, и находясь под руководством Министерства внешней торговли.
Кроме Министерства внешней торговли непосредственные сношения с заграницей в экономической области имеет Государственный комитет Совета Министров СССР по внешним экономическим связям. Этот комитет был создан для экономических связей со странами социалистической системы. В дальнейшем развитие наших экономических отношений с рядом развивающихся стран Азии, Африки и Латинской Америки привело к развертыванию работы этого комитета также и с этими странами. Таким образом, этот комитет превратился в орган по осуществлению экономических связей не только со странами социалистической системы, но и со всеми странами, которым Советский Союз на основе соответствующих соглашений оказывает помощь в экономической области. Например, строительство крупного металлургического завода в Индии (в Бхилаи) и многие другие стройки организуются также Государственным комитетом Совета Министров СССР по внешнеэкономическим связям.
Наряду с такими органами внешних сношений имеются еще специальные отделы по внешним связям в ряде других ведомств, которые в целом не являются органами внешних сношений и не осуществляют подобные функции. Так, в Министерстве обороны, в Государственном комитете Совета Министров по науке и технике, в Министерстве культуры, в Министерстве здравоохранения, Министерстве высшего и среднего специального образования и во многих других ведомствах СССР за последние годы созданы отделы внешних сношений, которые имеют своей задачей осуществление внешних связей с соответствующими ведомствами и учреждениями других стран. Вначале эти сношения велись главным образом с социалистическими странами, а за последние годы они начали развиваться уже и с капиталистическими государствами.
Эти иностранные отделы или отделы внешних сношений других министерств и ведомствах правило, действуют под общим руководством Министерства иностранных дел СССР, под общим его наблюдением и в рамках закона, устанавливающего порядок сношений этих ведомств с заграницей. В целях правовой регламентации деятельности таких ведомств в СССР принят специальный Указ Президиума Верховного Совета СССР, который определяет порядок деятельности различных ведомств по связям с заграницей и устанавливает контроль и наблюдение Министерства иностранных дел за этими связями.
Отдел внешних сношений имеет также Академия наук СССР. Этот отдел проводит довольно большую работу по расширению связей с соответствующими научными учреждениями за границей.
Союзные республики, входящие в СССР, имеют министерства иностранных дел и другие органы внешних сношений, аналогичные ведомствам союзного правительства. Украинская ССР и Белорусская ССР, являющиеся членами ООН и имеющие наиболее развитые внешние связи, имеют и соответствующий этому объему связей государственный аппарат, организующий и направляющий их.
Многие возразят мне, если скажут, что последним министром иностранных дел СССР был не Громыко, а Шеварднадзе. В принципе, это верно, но Андрей Громыко был последним лишь потому, что он умер в советскую эпоху. Советский Союз прекратил свое существование через 2,5 года после его смерти. Шевардназде после распада Союза стал президентом независимой Грузии, сменив на этом посту Звиада Гамсахурдию. Громыко был поднят из глубин народной жизни мощным и страшным процессом смены политической элиты, который начался после того, как напирающие снизу на имперскую власть силы национальной буржуазии в союзе с либеральной интеллигенцией, не найдя компромисса, обрушили государство. Тут-то и вышли на свет их неожиданные наследники в лице крестьянский детей, сыновей священников, мелких предпринимателей, нижних слоёв бюрократии и интеллигенции. По оценке министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова, Громыко был «великим дипломатом советской эпохи».
По рекомендации Центрального комитета компартии Белоруссии Громыко вместе с несколькими товарищами приняли в аспирантуру при Академии наук БССР, создававшуюся в Минске и готовившую экономистов широкого профиля. В конце 1934 года 25-летний Громыко был переведён в Москву. После защиты в 1936 году кандидатской диссертации по сельскому хозяйству США Громыко направили в Научно-исследовательский институт сельского хозяйства Российской Академии сельскохозяйственных наук в качестве старшего научного сотрудника. В период аспирантуры и работы над диссертацией Громыко углублённо изучал английский язык. В конце 1938 года Андрей Андреевич стал учёным секретарём Института экономики Академии наук СССР, по совместительству читал студентам политэкономию в Московском институте инженеров коммунального строительства. Планировалось направить Громыко на работу учёным секретарём в Дальневосточный филиал Академии наук.
Помимо работы в Институте экономики в 1937-1939 годах Громыко много занимался самообразованием, продолжал изучать экономическую науку по материалам советских и иностранных изданий, штудировал английский язык, читал лекции рабочим и колхозникам, участвовал в соревнованиях по стрельбе и выполнил норму для получения значка «Ворошиловский стрелок», пытался поступить в авиационное училище и стать военным лётчиком, но не был принят по возрасту. В мемуарах «Памятное», вышедших в 1988 году, Громыко ни словом не упомянул о репрессиях 1930-х годов, однако в его биографии, изданной в 2002 году под редакцией тогдашнего министра иностранных дел РФ Игоря Иванова, утверждается, что именно с репрессиями и чистками в Наркомате иностранных дел связан крутой поворот в судьбе Громыко.
В начале 1939 года Громыко пригласили в комиссию ЦК партии, где председательствовали Молотов и Маленков. Комиссия подбирала из числа коммунистов новых работников, которые могли бы быть направлены на дипломатическую работу. Во второй половине 1930-х годов в результате сталинских репрессий в аппарате Наркомата иностранных дел возникла нехватка кадров. В штат Наркомата набирались новые сотрудники, к которым предъявлялись два главных требования: крестьянско-пролетарское происхождение и хоть какое-то знание иностранного языка. В создавшихся условиях кандидатура Громыко идеально подходила отделу кадров Наркомата иностранных дел СССР: он владел английским и свободно читал англоязычную литературу, что уверенно продемонстрировал. Подкупали образованность, молодость, некоторая «простоватость» и приятный мягкий белорусский акцент, с которым Громыко говорил вплоть до своей кончины. Обращал на себя внимание и богатырский рост Громыко - 185 см. «Я стал дипломатом по случайности - объяснял Андрей Андреевич много лет спустя сыну. - Выбор мог бы пасть на другого парня из рабочих и крестьян, а это уже закономерность. В дипломатию вместе со мной таким же образом пришли Малик, Зорин, Добрынин и сотни других».
С учётом недостатка у Андрея Андреевича необходимых знаний и опыта в военных делах одним из неформальных наставников Громыко в дипломатической сфере был начальник Отдела внешних отношений Генерального штаба Вооружённых сил СССР, сотрудник Главного разведывательного управления, генерал-лейтенант Александр Васильев. Когда в 1944 году Громыко возглавлял советскую делегацию на конференции в усадьбе Думбартон-Окс, Вашингтон, США, по созданию Организации Объединённых Наций, генерал-лейтенант Васильев был его консультантом по военным вопросам.
Андрей Громыко был министром иностранных дел 28 лет, с 1957 по 1985 год. Согласно теории холодной войны, по сути дела провозглашенной Уинстоном Черчиллем под аплодисменты Гарри Трумэна, получается, что Громыко был министром "от холодной войны", его пытались демонизировать с помощью пропагандистской этикетки "Господин Нет".
"Господин Нет" возник не в результате "постоянных отказов" министра согласиться с западными предложениями. Такого просто не было. Этот имидж - продукт особой кухни по выработке образов, которые примеряли к нему.
Политическое, дипломатическое и военное противостояние СССР и США осени 1962 года, известное в истории как Карибский кризис, в некоторой степени связано с позицией Громыко в переговорах с американским президентом Джоном Кеннеди. Переговоры о разрешении Карибского кризиса в наиболее острой его стадии, согласно мемуарам советского дипломата и разведчика Александра Феклисова, осуществлялись вне официального дипломатического канала. Неформальная связь лидеров великих держав Кеннеди и Хрущёва была установлена по так называемому «каналу Скали - Фомин», в котором были задействованы: с американской стороны - младший брат президента министр юстиции Роберт Кеннеди и его друг, тележурналист компании ABC Джон Скали, а с советской - кадровые разведчики аппарата КГБ Александр Феклисов (оперативный псевдоним в 1962 - «Фомин»), резидент КГБ в Вашингтоне, и его непосредственный начальник в Москве генерал-лейтенант Александр Сахаровский.
Операция Генерального штаба Вооруженных сил СССР по размещению советских ракет с атомными зарядами на острове Куба в Западном полушарии у побережья США планировалась и осуществлялась под грифом «совершенно секретно». В целях сохранения тайны Хрущёв, по воспоминаниям дипломата Феклисова, пошёл на беспрецедентный шаг: Министерство иностранных дел СССР и его глава Громыко не были поставлены в известность о проведении военной операции у берегов Америки. Ни посол, ни военный атташе в Посольстве СССР в Вашингтоне не имели информации о происходящих событиях. В этих условиях Громыко не имел возможности предоставить американскому президенту Кеннеди достоверной информации о размещении на острове Куба советских баллистических и тактических ракет с атомными боевыми зарядами.
10 июня 1968 года, через год после Шестидневной войны на Ближнем Востоке и вызванного ею разрыва отношений СССР с Израилем, в ЦК КПСС поступило совместное письмо руководства МИД СССР и КГБ СССР за подписями Громыко и Андропова с предложением разрешить евреям эмигрировать. Исходя из гуманистических соображений и желания укрепить международный авторитет СССР, Громыко прикладывал усилия, чтобы в конце 1960-х - начале 1970-х годов политика Советского Союза в отношении репатриации в Израиль смягчилась. Андропов, который никакие «национальные интересы» и престиж государства на мировой арене не воспринимал всерьёз, добился введения порядка, при котором советские евреи, выезжающие на постоянное место жительства в Израиль, обязаны были возмещать расходы за свою учёбу в советских вузах. Громыко возражал, убеждая советское руководство, что такое решение, нарушающее права человека, повлечёт за собой тяжёлый удар по внешнеполитической репутации СССР. Лишь спустя несколько лет Андропов убедился в правоте Громыко, решение «о компенсации за учёбу» официально отменено не было, но как бы забыто и на практике перестало исполняться.
Любопытно, в конце 70-х годов Турция заявила, что рассматривает вопрос о закрытии для военных кораблей Советского Союза проход через Босфор в Средиземноморье.
На это заявление, товарищ Громыко Андрей Андреевич (Министр иностранных дел СССР с 1957г по 1985г) сказал на коктейле в Белом Доме американским журналистам, что для прохода в Средиземноморье Черноморскому Флоту СССР потребуется всего лишь пару залпов ракет. В результате этого появится, кроме Босфора, ещё два прохода в Средиземноморье, но, увы, не будет Стамбула. После этих слов Турция больше никогда не поднимала вопрос о закрытии Босфора для военных кораблей СССР.
Громыко лично вёл наиболее сложные переговоры в США и ООН, чаще всего летал за Атлантику. Больше и охотнее, чем с кем-либо, вёл переговоры с американскими дипломатами. Отмечалось, что Громыко не любил посещать Японию, так как в Стране восходящего солнца всякие переговоры неизменно сворачивали на тупиковую проблему «северных территорий». За 28-летнюю карьеру Громыко ни разу не наносил визиты в Африку, Австралию и Латинскую Америку (за исключением Кубы). В Индии побывал всего один раз.
Громыко принял непосредственное участие в подготовке 22-30 мая 1972 года первого за всю историю советско-американских отношений официального визита президента США в Москву, подписании в ходе встречи Брежнева и Никсона Договора между СССР и США об ограничении систем противоракетной обороны (Договора по ПРО), Временного соглашения между СССР и США о некоторых мерах в области ограничения стратегических наступательных вооружений (ОСВ-1), Основ взаимоотношений между СССР и США. Громыко подготовил первый официальный визит советского лидера в США 18-26 июня 1973 года, где Брежнев подписал с Никсоном соглашение о предотвращении ядерной войны, неприменении ядерного оружия, Договор о сокращении стратегических вооружений. Громыко подготовил также переговоры Брежнева и президента США Форда 23-24 ноября 1974 года в районе Владивостока, по итогам которых было подписано совместное советско-американское Заявление, в котором стороны подтвердили намерение заключить новое соглашение по ОСВ на срок до конца 1985 года. При участии Громыко 18 июня 1979 года в Вене Брежнев и президент США Картер подписали Договор между СССР и США об ограничении стратегических наступательных вооружений (договор ОСВ-2).
Громыко был первым представителем советского руководства, кто совершил официальный визит в Италию (апрель 1966 года) - до этого отношения с Италией, как одной из главных стран-участниц гитлеровской коалиции, были у Советского Союза натянутыми.
Жёсткий стиль дипломатических переговоров своего предшественника Вячеслава Молотова сильно повлиял на соответствующий стиль Громыко. Андрей Андреевич начинал переговоры только после капитальной подготовки, основательно вникнув в суть дела. Важным подготовительным этапом он считал подбор материалов к переговорам, делал это самостоятельно, чтобы оказаться в курсе важных деталей в любой момент дискуссии - это качество позволяло ему доминировать над менее опытным и искушённым собеседником. Избегая импровизаций, Громыко следовал заранее составленным им самому себе инструкциям. Был склонен к затяжным переговорам, мог вести их многие часы, никуда не торопясь, ничего не упустив из виду и из памяти. На столе перед Громыко находилась папка с директивами, однако Андрей Андреевич открывал её только в том случае, если речь шла о технических подробностях, например в разоруженческой проблематике, и необходимо было свериться с цифрами. Остальную необходимую информацию Громыко держал в уме, что выгодно отличало его от американских визави, которые важные пассажи зачитывали по бумажкам, извлекаемым из пухлых папок
Главной внешнеполитической ошибкой Громыко был все же ввод советских войск в Афган. Советник американского президента Картера Зб. Бжезинский впоследствии скажет: "Теперь Советы получат свой Вьетнам".
После смерти Суслова в начале 1982 года Громыко, согласно опубликованным материалам, пытался через Андропова выяснить возможность своего перемещения на освободившуюся позицию «второго лица» в неформальной партийной иерархии СССР. При этом исходил из вероятной перспективы «второго лица» со временем стать «первым». В ответ Андропов осторожно сослался на исключительную компетенцию Брежнева в кадровых вопросах, однако после смерти Брежнева, став генеральным секретарём, Андропов всё же назначил Громыко первым заместителем Председателя Совета Министров СССР. На этом посту Громыко пробыл с марта 1983 до июля 1985 года. Председатель КГБ В. Крючков в книге «Личное дело…» вспоминает о своей беседе с Громыко в январе 1988 года. Тогда Андрей Андреевич упомянул, что в 1985 году, после смерти Черненко, коллеги по Политбюро предлагали ему занять пост Генерального секретаря ЦК КПСС, однако Громыко отказался в пользу Горбачёва.
После смерти Черненко, на мартовском Пленуме ЦК КПСС 11 марта 1985 года Громыко предложил кандидатуру Горбачёва на должность Генерального секретаря ЦК КПСС - фактически первого лица государства. По свидетельству внука Громыко Алексея Анатольевича, ссылающегося на рассказ деда, в тот день министр иностранных дел СССР решительно взял слово первым на заседании Политбюро ЦК КПСС, дал краткую положительную характеристику М. С. Горбачёву и выдвинул его на высший пост в государстве, что и было поддержано коллегами. Впоследствии, наблюдая за происходящим в СССР, Громыко сожалел о своём выборе. Наблюдая разрушительные процессы, начавшиеся в стране, Громыко в 1988 году печально заметил о выдвижении Горбачёва: «Может быть, это было моей ошибкой».
Андрей Андреевич Громыко умер 2 июля 1989 года от осложнений, связанных с разрывом аневризмы брюшной аорты, несмотря на проведённую экстренную операцию протезирования этого жизненно важного кровеносного сосуда. До своего 80-летия он не дожил всего 3 дня.
Белорусская почтовая марка, посвященная 100-летию со дня рождения А.А. Громыко
Громыко действительно стал последним советским министром иностранных дел. Первоначально в советском официозе было объявлено, что Громыко похоронят на Красной площади, у Кремлёвской стены, однако с учётом завещания почившего и по просьбе родственников похороны состоялись на Новодевичьем кладбище. Это были последние государственные похороны, когда речь шла о Кремлёвском некрополе, с тех пор вопрос о похоронах на Красной площади больше никогда не поднимался.
Лицо "мистера нет"
А.А. Громыко работал при шести генсеках ЦК КПСС ровно 50 лет (1939-1989 гг.)! И хотя западные политики и журналисты звали его "мистер Нет", тем не менее лондонская газета "The Times" в сентябре 1981 года писала о нем: "Возможно, Андрей Громыко является самым информированным министром иностранных дел в мире". Его уважали.
Советского дипломата, посла СССР в США и Великобритании, министра иностранных дел, члена Политбюро ЦК КПСС, Председателя Верховного Совета Андрея Андреевича Громыко хорошо знали не только в нашей стране, но и за рубежом.
Андрей Андреевич, какое у вас самое сильное впечатление из детства?
Когда я был малышом, услышал как-то от бабушки необычное слово. Не помню, в чем я провинился, но она мне пригрозила пальцем и сказала:
"Ах ты демократ! Зачем шалишь?" Дело происходило до революции, при царе, и она, знавшая понаслышке, что "демократов" сажают в тюрьму, ссылают на каторгу, решила и меня припугнуть этим "страшным" словом.
Вы встречались практически со всеми послевоенными президентами США. Какая встреча была самой незабываемой?
Еще в 1945 году на конференции в Сан-Франциско мне довелось встретиться с Джоном Кеннеди. Он, пользующийся популярностью корреспондент, обратился ко мне с просьбой дать ему интервью.
Кеннеди-журналист вел себя не назойливо, вопросы ставил в форме как бы собственных рассуждений. Затем делал паузу и скорее глазами спрашивал: нет ли у меня каких-либо комментариев по затронутому вопросу? Мне понравилась такая манера. Кеннеди сохранил ее и в последующем.
Андропов предложил вам стать не только министром иностранных дел, но и Председателем Президиума Верховного Совета, то есть главой советского государства. Почему вы тогда отказались?
Потому что знал: Андропову самому вскоре захочется стать Председателем Президиума. И не по причине тщеславия, а в силу характера поста Генерального секретаря ЦК КПСС. Это не государственный пост. Наиболее важные государственные дела, особенно международные, рано или поздно потребовали бы подписи первого лица Советского Союза.
Считается, что именно вы выдвинули Горбачева на пост генсека. Это действительно так?
Да, на мартовском (1985 г.) Пленуме ЦК я по поручению Политбюро выступил с предложением избрать Генеральным секретарем ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачева и обосновал это предложение. Пленум единогласно принял положительное решение.
Не жалеете, что помогли Горбачеву получить эту должность?
Нет, не жалею. Я поддерживал не просто Горбачева, а большие перемены. Нам был нужен активный лидер.
Оправдал ли он ваши надежды?
Не по Сеньке оказалась шапка государева, не по Сеньке!
В западных газетах вас называли "господин Нет". Это потому, что вы так часто на переговорах употребляли это слово и не шли на компромисс?
Мои "нет" они слышали гораздо реже, чем я их "ноу", ведь мы выдвигали гораздо больше предложений. Меня в их газетах прозвали "господин Нет", потому что я собой манипулировать не позволял. Кто стремился к этому, хотел манипулировать Советским Союзом. Мы - великая держава, и никому этого делать не позволим!
Теперь наше высшее политическое руководство гордится тем, что отказалось от позиции силы в международных отношениях…
Гордиться тут нечем. Мир - это благо, но не любой ценой и тем более не за счет собственного народа. Если гордишься своим пацифизмом, не садись в кресло руководителя великой державы. Гордись у себя дома, во дворе, в области, но не вреди своему государству.
Я никогда не лебезил перед западниками. У нас же есть деятели, которые как бы сквозь зубы и стыдливо защищают собственные интересы. Ах, как бы не обидеть Америку! Так мы далеко не уедем.
Я никому никогда не завидовал, не участвовал ни в одной интриге, старался со всеми поддерживать ровные отношения. Дипломатия - тонкое дело. Сколько раз мне мешали работать! Без натяжек скажу - миллион раз!
Например?
Например, Хрущев совершенно ни к месту на приеме, весь побагровев, выкрикнул в сторону иностранных дипломатов и журналистов: "Мы вас похороним!" При этом трудно было понять, что он имеет в виду. Натовская пропаганда, естественно, использовала этот инцидент, разжигая миф о советской военной угрозе. Вреда было много.
Серьезная дипломатия не допускает шутовства. А Хрущев вел себя, как самый настоящий шут.
Сегодня многие политики ведут себя, как шуты. Для некоторых это вообще стало нормой поведения. Они, наверное, думают, что их идиотские выходки люди не забудут, как не забывают ботинок Хрущева…
Лучше быть забытым, чем прослыть дураком.
Что вы считаете своим самым большим личным успехом?
Закрепление и незыблемость границ в Европе - это основной результат моей деятельности на посту министра иностранных дел. Думаю, что эти границы сохранятся. Конечно, с годами могут произойти некоторые изменения. Если европейские страны откажутся от хельсинкских договоренностей, станут их нарушать, тогда на европейской земле начнутся территориальные конфликты, распадутся старые и создадутся новые коалиции. В Европу снова придет война.
Вы никогда не говорили о полном отказе СССР от ядерного оружия. Почему?
Если мы свое ядерное оружие угробим, Запад от своего не откажется.
Но ведь гонка вооружений отнимала у нас громадные средства, которые мы могли бы, как и Япония, вкладывать в действительно нужное народу производство?
Да, гонка вооружений отнимала много сил. И все же мы не смогли бы принудить американцев вести с нами серьезные переговоры по разоружению, если бы отстали от них. Тогда США перестали бы с нами считаться.
Враги у вас были?
У меня всегда были два противника - время и невежество людей, которых поднимали к вершине власти обстоятельства. Интриги, доносы, подножки друг другу у части партийной верхушки были в почете.
И кто же в Кремле, на ваш взгляд, был особенным интриганом, кроме Сталина, конечно?
Из тех, с кем пришлось работать, на первое место ставлю Вышинского. Он погубил много людей, но и его жизнь поломала. Любил сталкивать людей лбами Хрущев. Брежнев вкуса к интригам не имел. Смещение Хрущева не было заговором, оно стало необходимостью, так как Никита Сергеевич потерял контроль над собой, стал разваливать экономику страны и партию. Скажем, внезапно, нарушив необходимые процедуры, передал Крым Украине.
Вы считали, что нашим войскам нельзя уходить из Восточной Европы. Чем вы это объясняли?
Уходить из центра Европы нельзя, это была бы ошибка стратегического характера, это наш передовой рубеж обороны, его надо укреплять, а не оставлять. Мои действия исходили из этого. Мы соглашались только на символическое сокращение войск в Центральной Европе. До тех пор, пока существует НАТО.
То есть вы говорили Западу, что советское военное присутствие в Европе будет сохраняться до тех пор, пока будет существовать НАТО?
А как же иначе, мы уйдем, а военная машина, созданная, чтобы нам угрожать, останется? Восточная Европа - сфера наших интересов, а не США и НАТО.
А почему вы были против объединения Германии?
Есть вопросы, которые может решить только время. Я делал все, чтобы ГДР не была поглощена ФРГ. Если бы США и их союзники по-серьезному подошли к нашему предложению о роспуске НАТО и ОВД, согласились бы на нейтрализацию Германии, то тогда возникла бы основа для обсуждения вопроса об объединении.
ООН поддержала бомбардировки Югославии. Получается, что эта международная организация, призванная сохранять мир, изжила сама себя?
ООН похоронит себя, если превратится в служанку какой-либо одной социальной системы или одного военно-политического блока.
В своих воспоминаниях вы рассказали много интересных фактов из международной жизни, но почему-то совершенно не коснулись внутренней политики. Побоялись раскрыть государственные секреты?
Любите вы броские слова, сенсации, а я не могу выставить на всеобщее обозрение то, что многие годы хранилось за семью печатями.
А вообще я считаю, что экономическая и особенно финансовая сила капитализма превосходит нашу. Американский капитализм опутал земной шар. Противостоять этому можем только мы, еще, пожалуй, Китай, страны, богатые сырьем и сильные в военном отношении.
Какой вы можете сделать прогноз о наших взаимоотношениях с Америкой?
Меняющееся соотношение сил в пользу американцев позволяет им сделать много ходов. Скорее всего, от нас будут требовать одностороннего разоружения в обмен на мифическую помощь, которая никогда не придет. Необходимо помнить, что никаких подарков ни раньше, ни сейчас Америка нам делать не будет. Все наши успехи в отношениях с США, странами Западной Европы будут зависеть от нас самих, состояния нашей экономики, а значит, и темпов ее развития.
Как вы относитесь к происходящим в России переменам?
Начато нужное дело, нам давно нужны были реформы. Но не общество частной собственности на основные средства производства нужно создавать. Никакой модернизации нашей страны на основе дикого капитализма не получится, Запад давно избавился от него. У нас может появиться нелепое общество, где жизнь людей будет отравлена.
Мы до сих пор живем в условиях вождизма, хотя он и явился нам в новом обличье. С коллегиальностью в руководстве дела обстоят плохо. Забыты старые уроки, в моде новые наставники, частенько с Запада.
Какой ваш основной жизненный принцип?
Никогда нельзя унывать. Физически люди умирают, а духовно - никогда. Надо верить.
Перед читателем мемуары, написанные не просто государственным деятелем, но «ученым во власти», склонным беспристрастно поверять партийные доктрины данными исторического опыта. О Н.Н. Покровском (1865–1930) современники отзывались как о личности высоких интеллектуальных, деловых и нравственных качеств. Ему, юристу по образованию и экономисту по призванию, довелось служить в различных высших (Комитет и Совет министров, Государственный совет) и центральных (Министерство финансов, Государственный контроль, МИД) государственных учреждениях, а пиком его карьеры стал в 1916 г. пост министра иностранных дел. Подробная хроника последнего года императорской власти, особенно заключительных трех дней, дополняется острыми характеристиками Николая II и представителей Дома Романовых, царских сановников – премьеров, членов Совета министров, а также оппозиционных общественных деятелей. Покровский покинул резиденцию правительства (Мариинский дворец) одним из последних, а в воспоминаниях написал: «Все, что было в моих силах, я сделал…»
Из серии: Россия в мемуарах
* * *
компанией ЛитРес .
Воспоминания последнего министра иностранных дел Российской империи
Несколько слов о русской политике в Литве
Связи мои с Литвою начались очень давно, так как дед мой, офицер Конной артиллерии, попавший туда на стоянку после польского восстания 1830 г., женился на дочери местного помещика, отставного полковника польских войск. В те времена, несмотря на только что окончившееся подавление восстания, отношения в крае к русским были совершенно другие, чем после мятежа 1863 года. Много даже лет спустя после этого мятежа брак польки с русским казался ее близким чуть ли не изменой отечеству и религии. Польская помещичья среда старалась держаться далеко от русских чиновников и офицеров. Не то в 30-х годах: судя по рассказам моей бабушки, помещичьи дома были открыты для русских офицеров: приемы, балы, обеды следовали один за другим. В свою очередь, офицерство в своих собраниях принимало охотно местное дворянство. При таких условиях брак русского офицера с полькою казался вполне нормальным.
Добрые отношения с литовскими родственниками продолжали поддерживаться нашею семьею и много лет спустя, так что с детства я неоднократно бывал по летам в имении сестры моей бабушки. Муж ее, помещик старого закала, при освобождении крестьян был мировым посредником, а потому в 1863 г., при самом начале восстания, был арестован и посажен в тюрьму вместе со всеми прочими мировыми посредниками. Это принудительное удаление имело ту хорошую сторону, что имение его не было конфисковано. Дом оставался на руках его жены, у которой был малолетний еще сын. Положение было крайне беспокойное и опасное. В имение приходили то повстанцы, то казаки. Симпатии помещиков были, естественно, на стороне повстанцев: ведь в их рядах было много близких, родных людей. Являлись они отрядами, но что это были за отряды! Достаточно сказать, что ружья были большею частью охотничьи, да и те без курков. Нельзя было отказать в пище и одежде этим несчастным. Но затем являлись казаки и военное начальство: начинался допрос дворни, крестьян, и каждое неосторожное показание о том, что принимали повстанцев, могло погубить или пустить по миру. Много имений было конфисковано именно на этом основании. В свою очередь, и повстанцы допрашивали о казаках, грозили виселицею. Много нужно было присутствия духа и дипломатии, чтобы выходить из трудного положения.
Конечно, нельзя слишком строго судить участников этого восстания. Но самые условия, в которых оно было предпринято, и последствия его показали, что дело это было легкомысленное и безрассудное. Реальных сил не было никаких, восстание производили одни помещики, крестьянская масса, только что получившая свободу от русской государственной власти, почти в нем не участвовала. Я знал одного из наиболее горячих инициаторов его на Литве, мирового посредника Гейштора, который чуть не насильно вербовал самую зеленую молодежь, почти гимназистов, которых потом избивали и ссылали. Сам Гейштор, оставивший интересные мемуары, был приговорен к смертной казни, но помилован и отправлен в каторжные работы. После его освободили, и я уже встретил его в Варшаве, где он открыл книжную антикварную торговлю. Это был человек необыкновенно живой, увлекающийся и увлекательный; говорил без конца и мешал отвечать своему собеседнику, хватая его за плечи и даже усаживая. Очень некрасивый, он увлекал женщин своим энтузиазмом. И вот такие фантазеры, хотя, быть может, и очень симпатичные, тянули польскую молодежь в восстание, не думая о том, что из этого может выйти. Много горьких слез было пролито из-за них бедными родителями, но еще больше горя натерпелась их родина.
Я вполне понимаю строгие меры, принятые для подавления восстания: в общем, чем такие меры решительнее, тем скорее оканчивается подобное бедство. Но меры подавления, превращающиеся в хроническую политику борьбы против известной части или против всего населения данной местности, вызывают только раздражение и дают повод к новым вспышкам беспорядков.
После подавления мятежа 1863 г. все польское поместное дворянство Западного края было признано a priori неблагонадежным. К нему присоединено было и католическое духовенство. Возникла имеющая историческое обоснование теория, что Литва – искони русский край, ныне ополяченный и подлежащий обратному обрусению. Если часть Литвы действительно заселена белорусами, то о Ковенской, напр[имер], губернии сказать этого совершенно нельзя: крестьяне-литовцы католического исповедания ничего общего ни по происхождению, ни по культуре с русскими не имеют. Конечно, для того, чтобы привязать их к русской государственности, следовало принять необходимые меры. Но меры эти, к сожалению, заключались главным образом в ограждении от полонизации. С этою целью созданы были ограничительные правила о польском землевладении: полякам было запрещено приобретать земельную собственность в крае. Когда впоследствии был учрежден Дворянский банк, операции его не были распространены на польских помещиков; напротив, русским предоставлены ссуды на особо льготных условиях для покупки земель у поляков. Нельзя, конечно, отрицать, что благодаря этим мерам некоторая часть польских земель перешла в русские руки. Но количество их, по крайней мере, в Ковенской, ближе мне известной губернии, не очень велико: значительная часть имений, принадлежащая там ныне русским, приобретена из конфискованных после мятежа земель или, как, напр[имер], имения графов Зубовых возле Шавель, пожалована им из казенных имений задолго до 1863 г. Разумеется, есть имения и купленные непосредственно у поляков. Но польский характер поместного землевладения, в общем и целом, сохранился здесь в полной силе, несмотря на более чем полстолетия, протекшие после мятежа.
Ослепление борьбою с польским землевладением доходило до того, что все преимущества, предоставленные русским и православным, были в равной мере распространены на немцев и лютеран. Благодаря этому немцы свили в Ковенской губернии прочные гнезда. Для примера возьму имение Кейданы. Это имение было конфисковано в 1863 г. у графа Чапского и затем продано за очень недорогую цену генерал-адъютанту графу Тотлебену. Гр[аф] Тотлебен оказал России несомненные и огромные услуги во время Крымской кампании и в войне 1877/8 гг. Этого, конечно, никто отрицать не станет. Но по происхождению и воспитанию это был чистейший немец. Такою была и его супруга. Я помню время уже ее хозяйства, когда сам граф Тотлебен скончался: все управляющие, от самого главного до второстепенных, все служащие, кроме простых рабочих, все это были сплошь немцы, некоторые даже германские подданные. Нечего и говорить, что все делопроизводство и счетоводство в имении Кейданы велось на немецком языке, и разговорный язык в имении был всегда немецкий. Даже лес был поделен на участки со столбами, на которых было написано: «erstes Forstrevier, zweites Forstrevier» и т. д. И таких немецких владений было немало в Ковенской губернии.
Ограничительные меры, примененные к польскому землевладению, имели, между тем, как раз обратные результаты против тех, которые ожидались их авторами: сохранение земли в польских руках сделалось патриотическим долгом, продажа русским считалась чуть ли не изменою родине. Продолжались и польские покупки, но подыменные, на имя лиц, пользовавшихся правом приобретения земельной собственности в крае: настоящий покупатель обеспечивал свои интересы обыкновенно закладною на покупаемое имение. Впоследствии все такие закладные были признаны недействительными и подлежащими ликвидации в десятилетний срок.
Операции Дворянского банка, с его дешевым и льготным кредитом, без сомнения поставили бы польское землевладение в зависимость от государственной власти. Но они были недоступны для поляков. Зато вместо Дворянского банка стал действовать чисто польский Виленский земельный банк, который, несмотря на участие в его правлении представителя Министерства финансов, сделался орудием охраны и спасения польского землевладения. На это очень часто указывали в своих отчетах местные губернаторы и генерал-губернаторы, но действительных средств борьбы так и не было изыскано. Думаю, что и не могло быть изыскано: если бы даже Виленский банк был закрыт, то нашлись бы, при создавшейся сплоченности польского землевладения, другие, менее очевидные, но не менее действительные источники кредита. Когда несколько позднее задумано было насаждать в крае русское крестьянское землевладение, и Крестьянский поземельный банк стал скупать для этого земли, то немедленно же образовались кредитные союзы, которые спешили вырывать продававшиеся земли у Крестьянского банка для перепродажи их крестьянам-литовцам. Эти покупки земель для русских поселенцев, давшие сравнительно ничтожные результаты, восстановили против русской власти и крестьянское население.
После революции 1905 г. право покупки и приема в залог земель было возвращено полякам, но лишь в отношении имений, уже раньше принадлежавших лицам польского происхождения. Эта мера, окончательно оградившая польские имения от перехода в непольские руки, вместе с тем привлекла в Литву новых польских помещиков из Царства Польского, сильно повысила стоимость земель и их кредитоспособность. Но все эти блага не распространились на русских помещиков в крае: они оказались в совершенно обездоленном положении. Свои земли они могли продавать только русским, но охотников приобретать такие неполноправные имения было мало. Кредит для русских помещиков также оказался очень сокращенным по сравнению с их соседями-поляками. В результате русские, никогда не участвовавшие в восстании 1863 г. и привлеченные в край особыми привилегиями, очутились прямо в тяжких условиях существования.
Вообще, в области земельной политики в крае мы увлеклись немецким примером в Познани; но ведь и там, при всей систематичности и последовательности германского правительства, результаты оказались не особенно существенными. Что же говорить о наших мероприятиях, где одной рукой уничтожалось нередко то, что делалось другою!
Другим объектом ограничительных мероприятий явилась католическая церковь. При установленной законом официальной веротерпимости ограничениям подвергалось не исповедание католической религии, но проявление в католической церкви польского и литовского сепаратизма. В результате, однако, ограничения эти сводились к стеснениям в самом исповедании католической религии. Так, напр[имер], запрещалось произнесение проповедей на польском языке; запрещалось польское дополнительное богослужение, куда стремились в некоторых местностях ввести русский язык; не дозволялось никаких церковных процессий вне костельной ограды. Ксендзам воспрещалось, под угрозою штрафа, переезжать из одного прихода в другой, даже в гости на несколько часов, без специального разрешения полиции.
Конечно, все меры этого рода вызывали только раздражение и усиление фанатической привязанности к церкви как к представительнице национального объединения. В конце концов получались такие эксцессы, как столь много нашумевшие беспорядки в Крожах, где уже не помещики, а простой народ восстал против властей и пришлось пустить в ход оружие. Разумеется, вся эта политика только разжигала вражду к России и православию, не давая, в смысле ограждения от полонизации и слияния с русской государственностью, решительно никаких результатов.
Не меньшее раздражение вызывало преследование польского и литовского языков. Конечно, русский язык должен быть государственным на всем пространстве России, на нем должно вестись все делопроизводство государственных учреждений и вся в них переписка; язык этот должен быть обязательным предметом обучения во всех учебных заведениях, казенных и частных; в казенных учебных заведениях он должен быть, кроме того, и языком преподавания всех вообще предметов, кроме Закона Божия и родного языка учащихся, а также кроме низших классов в начальных школах. Этого совершенно достаточно для целей государственного объединения. Всякие дальнейшие ограничения в употреблении населением родного языка вызовут всегда одно раздражение и не принесут практической пользы. Между тем, польский язык в Западном крае был изгнан из всех общественных и частных учреждений и даже просто из общественных мест: на вокзалах, на почте вывешены были надписи: «По-польски говорить воспрещается». Тут мы опять обезьянничали немцев, идя даже дальше, чем они. А между тем, именно пример немцев мог бы убедить в том, что родной язык населения задушить невозможно. Я часто живал по летам в Цоппоте близ Данцига. Это местность вполне, казалось бы, онемеченная, следы славянского происхождения населения видны разве в фамилиях, нередко оканчивающихся на ский . И, тем не менее, несмотря на немецкую школу, несмотря на немецкую культуру, давно привитую в этом крае, простой народ славянского происхождения – кашубы – до сих пор говорит на своем родном языке, очень близком к польскому: я, как славянин, отлично понимал местных крестьян и свободно объяснялся с ними.
Но одно из наиболее слабых мест русской политики в Западном крае было пополнение состава служащих. Местные уроженцы, поляки и литовцы, были признаны a priori неблагонадежными. Их можно было встретить разве только на самых низших канцелярских должностях; все остальные замещались исключительно лицами русского происхождения или немцами. Такие условия требовали привлечения в край особенно выдающихся людей, чтобы хоть этим способом примирить население с такими ограничениями. На деле имело место как раз обратное: обособленность служащих от местной жизни, которая была естественным последствием такого положения, отбивала у хороших кандидатов охоту служить в этом крае. Те, которые случайно попадали сюда, пользовались всяким удобным случаем, чтобы вернуться в Россию. Оставались те, что были похуже, а такого состава, который сумел бы заставить, по крайней мере, уважать русскую государственность, не образовалось вовсе. После 1863 года дворянские выборы были совершенно отменены, и предводителей стали назначать по усмотрению правительства. Сперва, впрочем, обращались иногда и к местным уроженцам. Так, в Виленской губернии долгие годы предводителем был граф Плятер, в Гродне – Урсын-Немцевич. В Ковно назначен был граф Н.Н. Зубов, но это был крупнейший и старинный местный землевладелец, пользовавшийся симпатиями дворянства; зато правительство смотрело на него, как на полякующего. Среди уездных предводителей я помню в Ковенской губернии только одного поляка – Пусловского.
Впоследствии, однако, перешли к замещению всех предводительских должностей русскими, нередко не имевшими связи не только с местным землевладением, но даже с дворянским сословием: я помню в одном из уездов предводителя, который раньше был почтальоном. Немало было совершенно безземельных предводителей. Для таких лиц интересы местного дворянства были, очевидно, совершенно чужды. А так как они, ради жалованья, назначались одновременно председателями съезда мировых посредников (после – земских начальников), то, в сущности, оказывались чиновниками, стоявшими во главе крестьянского управления. Между тем, правительство держалось политики защиты интересов крестьян против помещиков, и в результате такие предводители становились не дворянскими, а антидворянскими.
Остальные местные служащие были в этом же роде. Конечно, бывали и блестящие исключения. На первом месте я должен поставить П.А. Столыпина. Он появился в Ковенской губернии совершенно молодым человеком. Его отец купил в этой губернии имение Калноберже, кажется, от ген[ерал] – ад[ъютанта] Кушелева, к которому оно перешло после восстания 1863 г. из конфискованных имений графа Чапского. Старик Столыпин бывал в своем имении только наездами, но по зимам проживал в Вильне, где П.А. и окончил гимназию. Таким образом, он воспитывался в среде отчужденного от местной польской интеллигенции русского общества и не мог не подпасть влиянию взглядов, господствовавших среди этого общества. Женитьба его могла лишь содействовать укреплению этих взглядов, так как супруга его, несмотря на московское свое происхождение, с особенною силою усвоила все крайности полонофобства. Сам П.А., разумеется, по-польски не говорил. Водворился он в имении вскоре после своей женитьбы. Это было, помнится, в 1888 г., когда я впервые с ним познакомился. Конечно, Столыпины как помещики не могли совершенно баррикадироваться от своих соседей. Но отношения ограничивались церемонными визитами, причем вопреки местным обычаям лошади не распрягались и в течение всего визита стояли у подъезда. Виделись Столыпины чаще только с немногими русскими землевладельцами, причисляя к ним и графов Тотлебен. Эта обстановка жизни, без сомнения, во многом отразилась на последующей деятельности П.А. Столыпина как председателя Совета министров: ей мы в значительной степени обязаны возникновением, под ближайшим давлением П.А. Столыпина, партии националистов, почти беспочвенной во внутренних губерниях России и поддерживавшейся главным образом деятелями из чиновников Западного края; ею же навеян был и проведенный при резкой оппозиции Государственной думы и вопреки решению Государственного совета Закон о западном земстве с его куриями, разъединявшими отдельные национальные и сословные группы.
Но в деятельности П.А. Столыпина в Ковенской губернии в качестве сперва уездного, а потом губернского предводителя дворянства была и другая сторона, поставившая его в особое положение среди местных русских деятелей. Это был, во-первых, джентльмен в лучшем смысле этого слова; затем, что едва ли не гораздо важнее, это был неутомимый, талантливый труженик в каждом деле, за которое он брался, старавшийся добиться наилучших результатов для того края, где ему приходилось работать. Воспитанный в Западном крае, он любил его вопреки своему национализму; его имение Калноберже было для него наиболее любимым, хотя он владел имениями и во внутренних губерниях: сюда он рвался и тогда, когда был первым министром. Любопытно, что и его супруга всей душой разделяла эти его симпатии; а когда Столыпиным пришлось переехать сперва в Саратов, а потом в столицу, то они взяли с собою много прислуги из Ковенской же губернии. По должности губернского предводителя П.А. Столыпин председательствовал и в местном сельскохозяйственном обществе. Это время было эпохой особого процветания этого общества, при котором, кажется, его же заботами, были учреждены в разных местах губернии сельскохозяйственные склады. От работы в этих учреждениях он не устранял местных людей, но сам входил во все подробности дела. Я помню, что после его ухода из Ковенской губернии наступила в управлении складами даже некоторая растерянность: так все привыкли к его властному руководству, к его целесообразным распоряжениям. Неудивительно, что сельскохозяйственное общество приобрело вскоре значение местного земства, стремившегося самочинно захватить всю хозяйственную жизнь губернии в свои руки. В этом любители видели новую польскую крамолу. А между тем секрет был в талантливом и деятельном русском руководителе. Все эти положительные свойства снискали П.А. Столыпину среди местного польского общества если не сердечные симпатии, то чувства глубокого и всеобщего уважения. Можно себе представить, насколько более сильными были бы эти чувства, если бы полезная деятельность его не имела привкуса тех проявлений отчуждения, которыми П.А. Столыпин был заражен окружавшею его средою русского чиновничества.
Конечно, кроме П.А. Столыпина были в Западном крае и другие русские люди, понимавшие необходимость привязать этот край к России своею деятельностью на его пользу, да, кроме того, старавшиеся держать себя ближе к местному населению. Но это были исключения: общая масса держала себя враждебно, в роли завоевателей. Это искупалось бы до некоторой степени, если бы в деятельности завоевателей были достоинства, приближающие ее к данному П.А. Столыпиным образцу. К сожалению, дело обстояло далеко не так. Наиболее культурными были, как и везде, представители судебного ведомства, которые всегда пользовались и наибольшим уважением. Чины Министерства финансов держали себя также довольно нейтрально. Но уже представители учреждений, прикосновенных к крестьянскому делу – мировые посредники, земские начальники, чины ведомства землеустройства – выступали воинствующими борцами с местными польскими помещиками. Правительство в Западном крае держалось совершенно иной политики в этом отношении, нежели в русских губерниях. Считалось необходимым опираться на крестьянские массы, защищая их от притязаний помещиков и тем ограждая от влияния последних. Без сомнения, во многих случаях это могло быть и необходимым. Но в междуклассовой борьбе правительственная власть не должна никогда выступать стороною, а лишь справедливым решителем споров, строго опирающимся на веления закона. Между тем, если в этой области допустить административное усмотрение, то легко перейти должные границы, вызвать классовую вражду и дать почву для развития настоящего междоусобия. Так оно и случилось: литовское крестьянское население вовсе не привязалось к русской государственной власти благодаря отстаиванию ею его интересов, а все более и более стало убеждаться в допустимости и достижимости всяких своих притязаний. Не заметили также и того, что в среде католического духовенства крестьяне стали постепенно вытеснять дворян, которые в последнее время совсем перестали переходить в духовное звание. Эти более интеллигентные крестьяне-ксендзы оказались в особенности склонными к социалистическим учениям и к так называемой литвомелии, т. е. литовскому сепаратизму. Своим влиянием на паству они восстанавливали ее и против помещиков, и против правительства.
Но для враждебного отношения к последнему достаточно было и деятельности того органа, который непосредственно близок и к помещику, и к крестьянину. Я говорю о полиции. В Ковенской губернии ее деятельность может быть охарактеризована как сплошное не только взяточничество, но даже вымогательство. Пристав и исправник, которые не брали взяток, считались каким-то восьмым чудом света. К каждому прошению бывало приложение в виде трехрублевой или пятирублевой бумажки – своего рода гербовый сбор. Бравшие предлагаемые взятки считались честными людьми. Но были и прямые вымогатели, посылавшие урядников по имениям и деревням за поборами, как деньгами, так и натурою, напр[имер], сеном и т. п. Поводов для вымогательства была масса: нашли утопленника на берегу, соседям можно было сделать много неприятностей и следственной волокиты; поставлен крест на дороге или починен (то и другое строго воспрещалось, и эти кресты являли картину полного разрушения) – за это тоже надо было заплатить. Изобретательности конца не было. О размерах поборов шел обыкновенно самый беззастенчивый торг. Конечно, в оправдание чинов полиции приходится сказать, что, при совершенно ничтожном содержании и дороговизне, они, так сказать, были вынуждены брать взятки. Но некоторые жили благодаря этому так, что ничем не стеснялись: держали прекрасных лошадей, ели и пили в свое удовольствие. Не отставали от них и так называемые сельские, т. е. казенные врачи. Здесь главным источником доходов было предоставление льгот по воинской повинности. Установлена была за это чуть ли не такса, и все более или менее зажиточные молодые люди освобождались. Я знал врача, в общем, казалось, очень порядочного человека, который в короткий срок составил этим способом состояние в несколько десятков тысяч рублей. Развращающим элементом в деле взяточничества оказывались, главным образом, евреи. Когда чиновник средней руки приезжал в уезд, обыкновенно почти без всякой обстановки, евреи принимали его с распростертыми объятиями и предоставляли ему самый широкий кредит, снабжая всем необходимым. Когда же наступал момент расплаты, а денег не было, то приходилось идти на сделки со своею совестью, и мало-помалу порядочный и интеллигентный человек становился взяточником.
Чтобы закончить характеристику способов управления в этом крае, я должен сказать, что земских учреждений в губерниях Ковенской, Виленской и Гродненской не было вовсе, общественное самоуправление ввести здесь считалось опасным, и все местное хозяйство сосредоточено было в руках администрации в виде разных распорядительных комитетов и присутствий, куда иногда приглашались и помещики, но больше для объяснений. Несмотря на это, дорожное дело в крае было поставлено лучше, чем во многих земских губерниях. Так, по крайней мере, утверждали многие, которые побывали и здесь, и там. Приписываю это отчасти тому, что в Западных губерниях продолжала действовать натуральная повинность исправления дорог, очень неуравнительная, но весьма действительная в смысле результатов. Но зато медицинская часть была в бедственном положении: лечебниц было крайне мало, сельских врачей и фельдшеров, медикаментов также. А.А. Куломзин, назначенный ковенским губернатором, бывший ранее уездным предводителем дворянства в Костромской губернии, приходил прямо в ужас от такого положения медицинской части. Про учебную часть я ничего сказать не берусь, так как вовсе не случалось мне с нею знакомиться. Но по размерам ассигнованных на это земских средств надо думать, что и она слабо процветала.
Однако очень больших нареканий на такое положение земского дела среди местных людей не было. Последние были даже рады, когда на три северо-западные губернии не было распространено столыпинское земство: в политическом отношении они в нем не видели никаких преимуществ, обложение же земель должно было бы чрезвычайно возрасти, а так оно было сравнительно весьма необременительным.
Политика, преследовавшаяся правительством в Северо-Западном крае, в видах его воссоединения с русскою государственностью, фактически привела к совершенно противоположному результату: за пятьдесят лет, протекших с последнего польского восстания, мы сумели оттолкнуть от себя и польское дворянство, и литовское крестьянство. Не могу не высказать по этому поводу некоторых собственных моих соображений. Есть две системы управления покоренными инородными местностями: германская и английская. Обе во главу угла ставят превосходство своей культуры над покоренным населением. Немцы давят своей культурой: они требуют ее восприятия во всех частностях местной жизни. Ничто местное не находит у них не только уважения, но и пощады. Это политика вытравления местных особенностей. Представители покоренной народности должны или превратиться в немцев, или уступить последним свое место. Эта политика имеет свою положительную сторону: в край вносятся элементы немецкой, действительно высокой культуры, немецкая организованность и дисциплина. Превратившийся в немца инородец приобретает этим путем нечто весьма определенное и весьма положительное взамен своей национальности и культуры. Стонут, но не могут не признать, что приобрели все-таки известные преимущества.
Однако эта политика даже в руках немцев далеко не имеет того успеха, на который они претендуют; кроме стремления к культурности, организованности и дисциплине у инородцев есть свои потребности: влечение к сохранению своих национальных особенностей, своего языка, своей, хотя бы и низшей, культуры. Начинается ожесточеннейшая борьба, приводящая нередко к эксцессам и никогда не примиряющая побежденного с победителем. Иногда этот пожар как будто и гаснет, но под пеплом продолжает тлеть огонь, который всякую минуту может вспыхнуть снова, огонь ненависти ко всему немецкому. Вспомним Чехию и Познань.
Другая система названа мною английскою, но не совсем правильно: Англия применяет ее далеко не ко всем своим колониям. В Индии она придерживается другого образа действий. Я называю эту систему, применявшуюся и Франциею, напр[имер], относительно Эльзаса, английскою – для противоположения ее германской. За этими оговорками, система эта заключается в том, что завоеватель, по окончательном замирении края, принимает самые целесообразные меры к тому, чтобы привлечь население покоренной страны к своей культуре не силою, а добровольно, в силу очевидных преимуществ этой культуры. Все национальные особенности остаются в силе и уважаются, но английский быт, английские интересы постепенно становятся своими для инородцев, пользующихся в своем быту полным самоуправлением. В нынешнюю войну 1914–1918 гг. мы все были свидетелями успехов этой политики: давно ли, кажется, была жестокая война против буров, где они защищались против англичан со всем мужеством отчаяния и привлекли к себе симпатии всего цивилизованного мира. Но прошло несколько лет, и мы видим тех же буров, с одушевлением идущих защищать свою метрополию против немцев, так как она сумела уважать их интересы и приучила ценить английскую культуру. То же мы видим и в других колониях Англии: в Австралии, в Канаде. Можно было думать, что война послужит удобным для них поводом отложиться от метрополии. Но они заявили себя глубоко с нею солидарными, так как сумели оценить все выгоды ее покровительства. О подобных отношениях германских колоний к своей метрополии мы что-то не слыхали.
То же и с Эльзасом и Лотарингией. Там, особенно в Эльзасе, чисто немецкое по корню своему население. Однако отторжение этих провинций от Франции в 1871 г. похоже было на отнятие младенца от груди матери. Это чувство сохранилось почти столь же живо и до сих пор, его не сумело заглушить сорокалетнее немецкое владычество. В 1916 году, в разгар войны, я встретил в Париже священника-эльзасца немецкого происхождения и члена германского Рейхстага, сохранившего горячий французский патриотизм. В то время был там и другой такой же член Рейхстага. Оба они ни минуты не сомневались в грядущем воссоединении Эльзаса с Францией. И здесь одна из главных причин, почему Франция, несмотря на полное истощение, не шла ни на какие компромиссы в этом вопросе. Германии никогда не дождаться таких привязанностей: железный кулак будет крепко держать, пока он имеет силу сжиматься. Но как только ослабеют железные пальцы – никто их не поддержит, и развал будет тем сильнее, чем связь кажется крепче и беспощаднее.
И вот, выбирая между двумя системами, мы, русские, остановились на германской, вероятно потому, что вообще привыкли подражать немцам. Разница была, однако, очень существенная. Немцы приносили на окраины свою высшую культуру; мы же являлись не только не с высшею, но иногда и с более слабою, напр[имер], в Царстве Польском. Мало того, мы посылали на окраины не лучших наших людей, а состав более слабый, потому что для лучших и дома было много дела. Этим-то деятелям и поручалось русское дело в крае. Они, естественно, понимали его в том смысле, что должны защищать русских от инородцев, а не внедрять русскую культуру, на что не имели ни средств, ни способов. Отсюда вся та система отчужденности от всего местного, которая не только не привлекала инородцев к общению с русскою государственностью, но как бы нарочно держала их вне ее: никакие должности в крае не были доступны местным жителям, местный язык изгонялся из государственных и общественных учреждений; церковь подвергалась ограничениям и преследованию. Что же удивляться, если местное население стало держать себя в стороне от русских, а русские баррикадировались от поляков и литовцев? О том, чтобы привязать окраины к России, не было и мысли. И только теперь, когда Литва и Польша у нас отняты, мы можем начать надеяться на возникновение симпатий к России, по контрасту с надвигающеюся немецкою опасностью. И в самом деле, плохо приходилось при русской власти, а при немецкой будет несомненно гораздо хуже. За время русского господства было много тяжелого, но национальная самостоятельность и культура остались неприкосновенными, потому что русские, чуждаясь и даже нередко оскорбляя национальное чувство инородцев, не наносили им никаких действительно серьезных ударов. Кроме того, в деятельности русских в крае была масса непоследовательности. В общем числе враждебно настроенных к полякам и литовцам русских деятелей было довольно много исключений, которые смягчали общую резкость отношений, не обращали строгого внимания на отступления от тех или иных ригорозных правил, выражали даже прямую симпатию к местному населению. Бывали и такие острые моменты, когда само правительство начинало вдруг отступать от принятого направления. Так, в 1905 г. было, как я уже говорил, разрешено полякам покупать польские земли. Тогда же постановлено возобновить дворянские выборы, хотя это последнее постановление так и не было приведено в исполнение: с наступлением успокоения спохватились, что сошли с принятого пути. Стали разрешать говорить по-польски и вести внутреннее делопроизводство на польском языке в общественных учреждениях. Но этим разрешением удалось воспользоваться, кажется, одному только Ковенскому сельскохозяйственному обществу. Эта непоследовательность, не сближая окраины с Россией, все же смягчала резкости. От немцев дождаться этого, разумеется, не придется.
За всем тем я остаюсь при убеждении, что наша политика в Западном крае после мятежа 1863 г. была в своей основе не только несправедлива, но и нецелесообразна, а потому и результаты ее оказались отрицательными. И я уверен, что если бы мы, не задаваясь какими-то фетишами, посылали в край избранных деятелей, задача которых заключалась бы в строгом соблюдении законности; если бы там были допущены к действию русские учреждения в наилучшей их форме, притом на одинаковых с внутренними губерниями основаниях: земство, городское самоуправление, суд присяжных; если бы мы не отгораживались от местного населения, а старались, напротив, привлечь его к деятельности на пользу родного края; если бы мы бросили преследование местных языков и церкви, а требовали бы только должного места для государственного языка и православия; одним словом, если бы в основу своей политики в крае мы положили принцип: жить самим и давать жить другим, – результаты получились бы совершенно другие.
Я боюсь, что взгляды, высказанные мною по поводу русской политики в Литве, дадут повод назвать меня полякующим. Будут, конечно, говорить, что по своим родственным отношениям с местными поляками я не мог иначе смотреть на вещи, как через призму польских симпатий и антипатий. Не стану оправдываться и возражать, что мною руководили исключительно мотивы справедливости и политической целесообразности в русских, а не в польских интересах. Полагаю, однако, что полная неудача нашей окраинной политики, которая в трагическую минуту русской истории привела к тому, что все инородцы не только не почувствовали себя спаянными с Россиею, но наперерыв стремились от нее отмежеваться – эта неудача в достаточной мере, к несчастью, подтвердила правильность моих взглядов.
КОМИТЕТ МИНИСТРОВ И ЕГО КАНЦЕЛЯРИЯ В 1890-Х ГГ
Я перешел на службу в Канцелярию Комитета министров в начале 1893 г. и пробыл там до середины 1899 г., т. е. более шести лет. Канцелярия эта была в то время очень своеобразным учреждением. Маленькая по составу, она распадалась на две группы: людей белой и черной кости. К белой кости относились начальники отделений, их помощники и причисленные; к черной – так называемая экспедиция. Экспедиция – это была группа чиновников, специально предназначенных для письменной части. Во время оно, и даже очень незадолго до моего поступления в канцелярию, все журналы Комитета переписывались от руки и в этом виде шли на утверждение Государя. Нередко это были целые томы, переписывавшиеся несколькими лицами, притом так, что почерк везде был почти одинаковый. Эти писцы выбирались особо из имевших так называемый «царский» почерк. Они всю жизнь сидели только на этом деле, и все их служебные успехи сводились к тому, что их повышали в классе должности, производили в чины и украшали орденами. Когда введено было печатание журналов, значение писцов с «царским» почерком очень упало; тогда им стали поручать хранение дел, журнальную часть каждого отделения, хотя все-таки требовалась и переписка всеподданнейших докладов, некоторых особо секретных журналов и т. п. Высшею должностью, до которой могли достигнуть чины экспедиций, была должность экспедитора, их непосредственного начальника, на котором лежала ответственность за порядок делопроизводства во всей Канцелярии, за безошибочность переписки бумаг и т. д. Это была должность V класса, и занимавшие ее доходили до чина тайного советника.
Отношение чинов черной кости к чинам белой кости было чрезвычайно самостоятельное и независимое: они составляли свой собственный мир, хотя и были распределены по отделениям; в отделениях некоторое, деловое только, подчинение имело место относительно начальника отделения; на прочих, более молодых, старые чины экспедиции смотрели в лучшем случае покровительственно – они ведь были настоящими хранителями традиций Канцелярии. Некоторые даже к начальникам отделения относились с нескрываемым пренебрежением, не стеснялись высказывать им свое мнение о них, предъявлять им ультимативные требования и т. п. Что касается экспедиторов, то они с полным основанием могли смотреть свысока на молодых начальников отделений, которые во многом от них зависели и получали нередко нахлобучки. Нечего говорить, что образовательный ценз чинов черной кости был у всех самый незначительный.
Чины белой кости, напротив, были все с высшим образованием. Управляющий делами Комитета А.Н. Куломзин, сам университетский, не давал особого предпочтения лицеистам и правоведам; университетских было поэтому довольно много. Эта часть Канцелярии была своего рода гвардией гражданского ведомства. Полковой характер взаимных отношений проявлялся во всем: за очень немногими исключениями, все были друг с другом на «ты», а постоянное общение не только на службе, но и вне ее еще более поддерживало эту близость. Взаимная подчиненность выражалась только в распределении занятий: от начальника отделения зависело поручить то или иное дело своему помощнику или причисленному и наблюсти за их исполнением, так как он отвечал за отделение. Но за этими пределами никакого подчинения уже не было, даже несмотря на различие возраста.
Во многом такие отношения зависели, конечно, от высшего начальства в лице А.Н. Куломзина и его помощника Э.В. Шольца. Они, бесспорно, дополняли один другого. Э.В. Шольц был человек в высшей степени добрый и благожелательный: всякий из нас мог найти у него помощь и добрый совет. Он никогда не терял самообладания и в моменты особого напряжения предупреждал ошибки и прорухи; в минуты же чрезмерного увлечения, к которым был так склонен А.Н. Куломзин, умел быть весьма полезным тормозом, сдерживавшим такие увлечения.
Полную ему противоположность представлял сам А.Н. Куломзин: стремительный и увлекающийся, он в отношениях к подчиненным держался чисто патриархального взгляда. Принимал он в Канцелярию с большими затруднениями, иногда огорошивая кандидатов самыми неожиданными вопросами. Но раз кандидат был принят, он становился чем-то вроде сына А.Н. Куломзина, который считал себя вправе даже проникать в его домашнюю жизнь, наблюдать за его поведением, журить и т. д. Иной раз он кричал на своих подчиненных в очень резкой форме, но никто на это не обижался: в этом крике было что-то отеческое и отнюдь ничего оскорбительного. Но зато забота о подчиненных была у А.Н. Куломзина постоянная, забота без напоминаний с их стороны. Он предугадывал их материальные и служебные потребности и изощрялся в изобретении способов удовлетворения последних. Я десятки раз испытал это на себе самом: тут было действительно использование рабочей силы, но зато эта сила выставлялась вперед и не заслонялась ради личных интересов, как это бывает очень и очень часто. С.Ю. Витте характеризовал А.Н. Куломзина бюрократом. Да, это был бюрократ, но в самом лучшем значении этого слова: он не только не мешал хорошим начинаниям, напротив, он всемерно им содействовал: настойчивая его работа в деле сооружения Сибирской железной дороги и развития связанных с нею вспомогательных предприятий, в особенности церковного и школьного строительства, не останется забытой. Будучи сам до конца ногтей и до корня волос совершенно порядочным и честнейшим человеком, А.Н. Куломзин умел узнавать и выдвигать на государственную работу талантливых людей и высоко держал знамя порядочности в сфере бюрократии. Вот почему такие люди, как Н.Х. Бунге, дарили его своим полнейшим доверием и уважением.
Чтобы покончить с Канцелярией Комитета министров, я должен сказать еще несколько слов о характере ее работы. Впоследствии мне приходилось немало работать в различных учреждениях, работать много серьезнее и основательнее, но никогда у меня не было такого нервного труда, как там. Достаточно изложить его внешнюю сторону. Заседания Комитета министров происходили всегда по вторникам. Доклад дел, впрочем, в форме прочтения заглавий, лежал на начальниках отделений: А.Н. Куломзин и Э.В. Шольц только наблюдали за докладом, сидя за отдельным столом, слева от общего полукруглого стола Комитета. После заседания сходились в кабинет А.Н. Куломзина, где получали будто бы указания, как писать журналы, но таких указаний, в сущности, вовсе не было: «Ну, вы там сами знаете», «Ученого учить – только портить», «Надо, чтобы было хорошо» и т. п. С этим багажом отправлялись домой писать.
Журналы разделялись на общий, куда по рядовым делам заносились сравнительно кратко постановления и суждения Комитета, и на особые – по делам исключительной важности, когда суждения излагались с особою подробностью и представлялись Государю по каждому делу отдельно. В принципе, особые журналы должны были быть сравнительно редким исключением. Но А.Н. Куломзин любил обращать всякое мало-мальски сложное дело в особый журнал. По правилам общий журнал должен был представляться Государю до следующего заседания Комитета, т. е. в шестидневный срок, а особые журналы могли быть представляемы когда угодно, по мере их изготовления. Но А.Н. Куломзин подвел и особые журналы под правило общих. В силу этого начальники отделений обязаны были представлять ему написанные ими и перебеленные журналы не позже, как в четверг вечером, т. е. на третий день после заседания. А ведь иногда по напечатании такие журналы занимали 20–30 страниц большого формата. Благодаря этому по крайней мере одну ночь в неделю не приходилось ложиться спать вовсе. Это было поистине мученье: журналы Комитета – это были не протоколы – от нас требовалось творчество – надо было в уста каждого говорившего ввести не только то, чтó он говорил, но и то, чтó он мог сказать, и притом в наиболее изящной форме. А так как разные министры говорили вещи нередко совершенно противоположные, то писавшим журналы приходилось проникаться в одинаковой степени самыми различными точками зрения на один и тот же предмет. Легко понять, насколько трудна была эта задача. Это было своего рода умственное деторождение и высшая школа софистического искусства, в котором доходили до своего рода спорта.
Не было случая, чтобы журнал не был готов к сроку. А.Н. Куломзин ограничивался самыми ничтожными поправками в журналах: начальники отделений обязаны были писать хорошо. Ночью в четверг журнал отсылался в Государственную типографию и на утро пятницы корректура была уже готова. Тогда происходил ее просмотр и предварительный доклад дел следующего заседания, сперва А.Н. Куломзину, потом председателю. К последнему отправлялись целым пансионом, предварительно отослав ему корректуры журналов. Н.Х. Бунге читал журналы с большим вниманием и делал в них много исправлений; преемник его И.Н. Дурново ограничивался вставкою одного или двух слов. После этого журналы приводились окончательно в порядок и рассылались членам Комитета на просмотр. Замечания последних давали повод к личным объяснениям, иногда очень нелегким, где авторитет А.Н. Куломзина играл большую роль; затем журналы окончательно отпечатывались для представления Государю.
И так шло каждую неделю. Наконец, это длинное писание стало очевидно утомлять Государя, который всегда очень добросовестно прочитывал комитетские журналы. Первый подметил это министр народного просвещения граф И.Д. Делянов: он стал представлять доклады совершенно короткие. Спохватился и А.Н. Куломзин и стал перечеркивать наши писания и требовать от нас короткого изложения. Легче от этого работа не стала, так как все-таки А.Н. Куломзин требовал полноты содержания, а известно, что писать длинно легче, нежели коротко. Но справились и с этим препятствием.
Эта работа, и без того забиравшая решительно все время, осложнялась еще совершенно исключительными поручениями, возникавшими и по делам Комитета, и помимо них. По делам А.Н. Куломзин постоянно требовал составления разного рода справок, законодательных и статистических, нередко направленных к тому, чтобы подсказать то или иное решение членам Комитета. В большинстве случаев это был совершенно напрасный труд: справки читали, удивлялись работе, но решали дела по совершенно другим соображениям. Иногда такие справки достигали размера целых книг. Затем, предпринимались и самостоятельные издания, напр[имер] сводов высочайших отметок по отчетам губернаторов. Особенно тяжелую работу пришлось мне понести по составлению английской книги: «Statesman’s Handbook for Russia», которую А.Н. Куломзин задумал поднести молодой императрице Александре Феодоровне, для просвещения ее в русских делах. Эту книгу я писал, разумеется, по-русски, а ее уже переводили на английский язык. Тема была громадная: надо было исчерпать и историю, и статистику, и законодательство чуть ли не по всем вопросам государствоведения. А.Н. Куломзин думал, что эту работу можно закончить в несколько месяцев, но она потребовала двухлетнего усидчивого труда. Отдельные главы просматривались такими авторитетами, как Н.Х. Бунге и К.П. Победоносцев. Но в результате книга все-таки запоздала, и императрица, конечно, успела ознакомиться с нашими порядками из других источников.
Подобные же работы выполнялись и по другим отделениям, жестоко осложняя наше существование. Страда продолжалась обыкновенно до середины июня, когда наступал вакант в Комитете, заседания прекращались на два с половиною месяца, и мы имели возможность отправиться на все четыре стороны. Обыкновенно Канцелярии Комитета и Государственной канцелярии завидовали, что они располагают таким вакантом; но по совести могу сказать, что без этого мы совершенно не были бы в состоянии работать: только и живы были, что надеждою на летний отдых.
Я, быть может, слишком долго остановился на внутренней жизни Канцелярии Комитета министров, но мне кажется, что ее своеобразный характер не лишен интереса для изучающих наш прежний строй и его порядки. Перехожу к составу самого Комитета и к его деятельности.
Председателем Комитета я застал Н.Х. Бунге. Этот замечательный человек еще недостаточно оценен у нас. Время его управления финансами многие склонны характеризовать как эпоху господства теории над практикою, не выведшего нас из трудного положения. Ему противополагают время И.А. Вышнеградского и С.Ю. Витте, которые, напротив, отличались необыкновенною практичностью и довели наши финансы до большой устойчивости и прочности. С последним, конечно, никто спорить не станет. Но основы многого из того, что было восполнено при С.Ю. Витте и даже позднее, при В.Н. Коковцове, были, несомненно, заложены Н.Х. Бунге. По крайней мере, сам С.Ю. Витте открыто указывал, что принципы многих из его реформ, напр[имер], денежной, были указаны Н.Х. Бунге. В области податной первые преобразования в промысловом обложении, которые положили начало постепенному переходу к окладной системе, были осуществлены при Н.Х. Бунге; при нем же отменены последние остатки подушного обложения. В других областях никто, как он, положил основу нашему рабочему законодательству и широкому развитию народных сбережений. Наконец, при нем создан Крестьянский банк, т. е. дано основание аграрному законодательству, которое, при дальнейшем планомерном развитии, сохранило бы основы экономического и социального строя. Если все эти меры были основаны на строго продуманных научных воззрениях и принципах, то видеть в этом их недостаток едва ли справедливо: эпоха Н.Х. Бунге будет всегда занимать в истории наших финансов и государственной экономии самое почетное место. Здесь, конечно, не место для ее подробной оценки.
Как личность Н.Х. Бунге производил впечатление самое обаятельное: даже его внешность, глубокий взгляд, ласковое, всегда ровное обращение были необыкновенно привлекательны. Как старый профессор самого лучшего типа он любил молодежь, любил ее общество. Многих из нас, и не один раз, приглашал он к себе обедать, совершенно запросто, en tête-á-tête, и беседовал как с равными, вызывая на совершенно откровенное выражение своего мнения. Мы гордились своим председателем. После оставления министерского поста Н.Х. Бунге продолжал пользоваться уважением Императора Александра III, который особенно ценил в нем его душевную чистоту и кристальную честность. Но, без сомнения, взгляды его существенно расходились с правительственными воззрениями того времени, хотя, по моим наблюдениям, Н.Х. Бунге был убежденным сторонником исторического нашего государственного строя и, конечно, был далек от всяких тенденций, разрушающих и подтачивающих корни государственного здания: он видел полную возможность перестроения многих неудовлетворительных сторон нашей жизни именно сверху, а не снизу. В области же социального строя его взгляды ярче всего могут быть охарактеризованы следующими его же словами*: «Мнение, высказанное большинством (а это большинство были Министерство внутренних дел и согласные с ним члены Государственного совета), что личная собственность служит средством для обогащения немногих более состоятельных лиц, а равно что личная крестьянская собственность не играет существенной роли в обеспечении всей массы крестьянского населения, противоречит всем общепринятым положениям экономической науки, которая доселе полагала, что распространение личной собственности есть одно из главных условий народного богатства и благосостояния. Блестящие исследования по этому предмету таких корифеев, как Сисмонди, Джон Стюарт Милль, Бруно Гильдебрандт, казалось, не оставляли ни малейшего сомнения и нашли подтверждение в положении современной Франции, где личная земельная собственность более всего распространена, и где благосостояние в сельском населении оказывается наиболее всеобщим, а земледельцы наиболее чужды социализму вообще и революционному в особенности».
«Положение, что крестьянство стоит к земле всего ближе, – говорит Н.Х. Бунге в другом месте, – и что ему она всего нужнее, по меньшей мере неточно: все землевладельцы, которые сами ведут хозяйство, стоят к земле близко, она им равно нужна, будут ли они крестьяне или дворяне. Большинство, конечно, не имело в виду, что из его слов естественно следует вывод о каких-то особых правах крестьян на землю; однако такой вывод напрашивается сам собою и указывает на преимущественное право крестьян на землю пред другими сословиями».
Предоставляю судить читателю, кто был ближе к социализму: «большинство» или Н.Х. Бунге. Как бы то ни было, при господствующем влиянии этого большинства в конце царствования императора Александра III политическое значение Бунге должно было отойти на второй план.
20 октября 1894 г. скончался в Крыму император Александр III. С большим волнением ожидал Петербург вестей о ходе его болезни: умирал монарх несомненно сильный характером, крепко поддерживавший устои самодержавия и мир в Европе и создавший новые связи России с Францией, обеспечивавшие нас, казалось, от германской угрозы. Преемника его знали мало, знали его немногие. Притом наследник не был еще женат, а следующий за ним брат, вел[икий] князь Георгий Александрович, страдал неизлечимою болезнью. Еще 23 сентября на телеграмму Комитета министров с пожеланиями скорейшего выздоровления Государь ответил: «Очень тронут и сердечно благодарю всех присутствовавших». Однако вести получались все более и более тревожные; помощь врачей была недостаточна, в Крым был вызван о[тец] Иоанн Кронштадтский, но и духовная помощь не спасла болящего.
Одновременно с вестью о кончине Государя узнали, что накануне, по его воле, состоялось обручение наследника с принцессою Алисою Гессенскою. Прибытия тела в Петербург ожидали одновременно с приездом нового императора и его невесты. Я не присутствовал на похоронах императора Александра III, но А.Н. Куломзин предоставил нам возможность быть на свадьбе императора Николая II в церкви Зимнего дворца, последовавшей вслед за погребением его отца. Рассказать об этом зрелище я могу очень немного: я был в толпе, в задних рядах, видел торжественное шествие, совершавшееся с обычным церемониалом. Многие отметили тогда трогательное спокойствие вдовствующей императрицы Марии Феодоровны, которая, только что потеряв горячо любимого мужа, не могла не видеть в церемонии брака своего отхождения на второй план.
Н.Х. Бунге возлагал, по-видимому, особые надежды на новое царствование в смысле изменения в направлении внутренней политики. Выражая нам свою печаль по поводу кончины императора Александра III, он прибавил тут же, что падать духом не следует, что надо, напротив, надеяться на новое царствование, открывающее и новую эру государственной жизни. Он, несомненно, имел в виду возможность и своего более непосредственного влияния на дела управления. Говорили, будто покойный Государь даже рекомендовал сыну советоваться с Н.Х. Бунге. Но и помимо этого императора Николая II влекло к Н.Х. Бунге его личное к нему уважение: ведь Н.Х. был его профессором экономических наук и пользовался его особым расположением. И действительно, в начале царствования Государь постоянно совещался с Н.Х. Бунге, который имел у него одно время ежедневные утренние доклады. Влияние его в этот период времени было, по-видимому, очень большое; соответственно изменилось и отношение всех министров, заметное даже в их внешних к нему обращениях: с ним стали советоваться по всем важнейшим делам. Еще большее впечатление произвело увольнение министра путей сообщения А.К. Кривошеина, состоявшееся по настояниям Н.Х. Бунге. И в других случаях Н.Х. Бунге не стеснялся прямо высказывать свои взгляды и останавливать мероприятия, которые казались ему вредными или исходящими из личных соображений.
Особенное внимание Н.Х. обратил на дела просвещения. Во главе Министерства народного просвещения стоял тогда граф И.Д. Делянов. О нем здесь уместно сказать несколько слов, тем более, что он, как старший член Комитета министров, нередко исполнял обязанности председателя в отсутствие последнего. Это был очень уже старый человек, и как министр – в полном смысле слова гасильник: никакая живая мысль, никакое серьезное начинание не могли рассчитывать на его поддержку. Он держал себя как бы даже вне своего министерства; о нем ходили в этом отношении самые легендарные анекдоты: будто бы просителям он говорил, что сам того-то и того-то не может сделать, а советует обратиться к Н.М. Аничкову, директору Департамента: «Сильный человек в министерстве» – прибавлял он ради большей убедительности. Мне не раз приходилось бывать на докладах нашей Канцелярии у графа И.Д. Делянова: он не только не читал докладываемых дел, но даже форменно спал на докладах. В министерские же свои дела он не вносил никакой жизни, всецело подчиняясь течениям, какие казались ему наиболее удобными в данную минуту. Благодаря этому К.П. Победоносцев имел у нас в делах просвещения такое преобладающее влияние.
Личность К.П. Победоносцева не может быть очерчена здесь несколькими словами: это слишком крупная величина в нашей истории того времени. Притом я не был настолько знаком с его предшествующею деятельностью, чтобы иметь о ней вполне беспристрастное суждение. Могу лишь изложить здесь некоторые мои воспоминания.
Уже самая наружность К.П. Победоносцева производила неотразимое впечатление: все, кто его видел, помнят, конечно, его худощавую фигуру, глубоко ввалившиеся глаза в черепаховых очках и умный лоб. Казалось, этому человеку пристало носить не вицмундир, а тогу или сутану католического прелата. Чемто аскетическим веяло ото всей его внешности. Но еще большее впечатление производила его речь: он никогда не бил на ораторские эффекты, в заседаниях он говорил совершенно так же, как говорил дома с кем-нибудь с глазу на глаз. Однако речь его была сильнее речей многих заправских ораторов своей выкованной логичностью, глубиной знания и силою убеждения. Говорил он в заседаниях Комитета чрезвычайно редко, но тем сильнее была его речь, когда он считал нужным с нею выступить: чувствовалась за его словами огромная умственная и нравственная сила.
С убеждениями его, с его политическими воззрениями можно было не соглашаться, но нельзя было не уважать их последовательности и прямоты. Непоколебимый защитник идеи самодержавной власти, он, вместе с тем, не был настолько мелочен, чтобы преклоняться, как многие, перед пустыми ее проявлениями, чтобы «оцеживать комара и поглощать верблюда». Однако в искании путей к укреплению власти и авторитета он пошел по несомненно ошибочному пути: этот путь видел он, кажется, в том, чтобы ограждать народ от знания и от познания своих человеческих прав; он, как однажды и выразился по поводу проекта С.Ю. Витте о необходимости приступить к коренному пересмотру законодательства о крестьянах, особенно опасался возвести крестьянина в «персону», так как «персона» эта, без сомнения, стала бы претендовать на права, ей не принадлежащие. Не хотел он видеть того, что ограждение крестьянина от знания правительственными средствами не оградит его от проникновения социалистических учений; что «персона», наделенная правами и их понимающая, будет иметь личный интерес в защите этих прав и в отстаивании того государственного строя, под покровительством которого эти права находятся. Он был инициатором церковно-приходских школ и школ грамоты, но только для того, чтобы вырвать школу из рук опасных, по его мнению, элементов; в его же школах, особенно в школах грамоты, по отзывам очень многих, ничему почти не обучали, они нередко числились только на бумаге. Нельзя, конечно, отрицать, и последующая история доказала это с очевидностью, что и наша псевдоинтеллигенция, беспочвенная, малорелигиозная и слабопатриотичная, была очень плохим руководителем в деле народного просвещения. Но тогда надо было создать настоящую школу не по названию только, а по существу; этого же церковные школы К.П. Победоносцева не дали вовсе.
Н.Х. Бунге смотрел с огромным опасением на состояние нашего народного образования. На эту сторону нашего государственного бытия было, поэтому, прежде всего обращено самое бдительное его внимание. От Министерства народного просвещения с графом И.Д. Деляновым, от церковно-школьного ведомства с К.П. Победоносцевым он не надеялся ни на какую помощь и содействие. Он пошел прямою дорогою, напролом. Государю представлен был проект предисловия к первому в его царствование сборнику высочайших отметок на губернаторских отчетах. В этом проекте, с одобрения Н.Х. Бунге, были изложены начала как бы программы нового царствования во внутренней политике, преимущественно же в области просвещения. На корректуре проекта, представленной Государю, последовала отметка: «Хорошо». Экземпляр этот должен храниться или у А.Н. Куломзина, или в архиве Комитета министров.
Затем начались и практические меры: в ведении Вольно-экономического общества, под общим руководством Министерства государственных имуществ, находились Комитеты грамотности, учреждения очень старые и почти потерявшие всякое значение. Возник, сколько помню, вопрос о передаче их в учебное ведомство, и Н.Х. Бунге воспользовался этим случаем, чтобы преобразовать эти комитеты в особое общество, которое вывело бы народную школу из того тупика, где она находилась. Составлен был проект Устава этого общества, и думаю даже, что Н.Х. Бунге заручился предварительным согласием Государя на эту реформу. Но К.П. Победоносцев усмотрел в ней опаснейшую затею и поехал с особым по этому делу докладом в Царское Село. Дело было приостановлено. С горьким чувством увидел Н.Х. Бунге, что был лишен доверия в самом важном, по его глубокому убеждению, деле, на которое им было положено столько мысли и заботы. Печально, что это впечатление унес он и в могилу: вскоре после этого он занемог, хворал очень коротко и скончался в Царском Селе в начале лета 1895 года.
Грустно нам было его хоронить. Его повезли на Александровскую станцию Варшавской железной дороги и оттуда в Киев, в сопровождении некоторых чинов Канцелярии с Э.В. Шольцем во главе. Киев Н.Х. Бунге всегда считал своим родным городом: там он был долго профессором, там у него был дом, там же похоронил он и наиболее дорогое для себя существо – свою мать; портрет старушки был всегда на той чашке, из которой он пил кофе. В Петербурге Н.Х. считал себя гостем: в Министерстве финансов занимал только немного комнат внизу, а после назначения председателем Комитета министров нанимал на Екатерининском канале, близ Фонарного переулка, меблированную квартиру, на лето же переезжал в Царское Село, в один из дворцовых домов. Он всегда мечтал вернуться в Киев – и вернулся, но только после смерти.
Похоронная процессия была очень торжественная, была дивная погода; мне, помнится, пришлось нести на подушке медаль, которую Н.Х. Бунге получил за крестьянскую реформу. На вокзал прибыли Государь, императрица и другие члены Императорской фамилии. Среди них стоял новый председатель И.Н. Дурново, на которого мы смотрели с нескрываемой антипатией: слишком велика была разница между этими людьми.
Однако антипатия к И.Н. Дурново едва ли имела достаточные основания. Конечно, это был полнейший контраст Н.Х. Бунге: тип губернского предводителя, большого барина, он относился к делам Комитета министров очень поверхностно. Доклады продолжались по-прежнему, но никогда не слышали мы от И.Н. Дурново никакого мнения или указания. Он считал только своим долгом громко провозглашать на заседаниях составленные Канцеляриею справки, но личного его отношения не видно было даже и к этим справкам.
Но обращение его с чинами Канцелярии было изысканно любезное; он, очевидно, стремился привлечь к себе наши симпатии, выжить же старался только А.Н. Куломзина, что и удалось ему в день столетия Комитета министров. Но и сам И.Н. Дурново очень недолго оставался после этого председателем: на юбилее он уже едва ходил и вскоре после того скончался.
Кроме министров и главноуправляющих, членами Комитета были наследник цесаревич Николай Александрович и некоторые великие князья, которые почти никогда не бывали; наследник же не пропускал почти ни одного заседания, но, сколько помню, никогда в прениях не участвовал. Затем постоянными членами Комитета были председатель Государственного совета великий князь Михаил Николаевич и председатели департаментов Государственного совета. Наиболее видную из них роль играл председатель Департамента государственной экономии граф Д.М. Сольский. Самая наружность его была очень примечательна: большая, умная голова с высоким лбом и окладистой седой бородой возглавляла довольно грузное тело, едва державшееся на двух подагрических ногах и двух палках, на которые он опирался и без которых не мог ходить. Поистине, это было олицетворение приходившего к концу нашего государственного строя: наверху очень просвещенное, умудренное опытом и вместе равнодушное к жизни правящее общество, опирающееся на безразличное, огромное государственное тело, которое, в свою очередь, держалось на крайне ненадежных низах: подкосились ноги, и упало грузное тело и мудрая голова. Карьера Д.М. Сольского была блестящая: еще очень нестарым человеком Д.М. Сольский был назначен государственным секретарем, а затем государственным контролером; последнюю должность занимал он много лет, проявив на ней большие знания в области финансов. Уже тогда, по-видимому, он сумел завоевать в правящих сферах тот авторитет, которым неизменно пользовался до самой смерти. «Комиссия Сольского» – это было какое-то нарицательное слово: стоило возникнуть какому-нибудь более или менее сложному вопросу в области финансов, кредита, государственной экономии, а впоследствии – и государственного строительства вообще – и тотчас для его рассмотрения образовывалась высшая комиссия или комитет из министров и других сановников под непременным председательством графа Д.М. Сольского. К этим комиссиям относились с особым уважением ввиду авторитета их председателя, мнение которого имело обыкновенно решающее значение. Относились ли к нему с особой симпатией наверху, этого я не знаю, но, конечно, выслушивали с должным почтением. Самая походка его, опираясь на две палки, внушала уважение. Я помню, впоследствии, в Департаменте государственной экономии члены при входе его вставали и стояли, пока он проходил к своему месту, «посолонь», т. е. поворачиваясь лицом к нему по мере его прохождения. Граф Д.М. Сольский был, несомненно, очень умный, знающий и опытный сановник. Но за многие годы, что мне пришлось его видеть в разных коллегиальных учреждениях, я не припомню, чтобы слышал от него самостоятельные мнения. Он умел выслушать всех ранее говоривших, умел выбрать из их речей то, что казалось ему наиболее в данную минуту подходящим; а это определялось множеством соображений, часто зависевших и от личности говорившего. Когда же точка зрения была им выбрана, он брал слово и с необыкновенною авторитетностью умел облечь чужую мысль в такую форму, что это казалось чем-то новым. Нового же тут обыкновенно не было почти ничего. Этот блестящий, чисто председательский талант – делать резюме – был применяем гр[афом] Д.М. Сольским и в Комитете министров, где он являлся только членом. Но всегда выходило так, будто его последнее слово и решало окончательно вопрос. Впоследствии, после революции 1905 г., граф Д.М. Сольский принимал деятельное участие в разработке оснований нового строя и был назначен председателем Государственного совета, но, если память мне не изменяет, председательствовал только в одном заседании преобразованного Совета: голоса его не было почти слышно, и он немедленно же отказался от дальнейшего несения этих высоких функций. Жизнь его была слишком связана с прежним строем, с высшими учреждениями старого порядка. Прекращение работы в них равносильно было прекращению этой жизни, и действительно, граф Д.М. Сольский очень скоро скончался.
Из прочих членов Комитета министров того времени я остановлюсь только на виднейшем – на С.Ю. Витте. Характеристика остальных, по необходимой ее краткости, не представила бы особого интереса, о некоторых же министрах я говорил выше. Я увидал С.Ю. Витте впервые на одном молебне в 1889 или 1890 году, когда он был еще директором созданного им самим Департамента железнодорожных дел Министерства финансов. Уже тогда стали говорить о нем, как о чем-то новом и совершенно необычном. Рассказывали, что в свое время он начал службу с должности начальника маленькой станции, потом быстро выдвинулся и стал во главе Юго-Западных дорог. Там он и сблизился с И.А. Вышнеградским, который, оценив его огромные способности, вызвал его в Петербург сразу на должность директора департамента. В то время это считалось совсем поразительным. С необыкновенной энергией С.Ю. Витте организовал порученный ему департамент, собрав вокруг себя ряд талантливых людей с такой же необычной карьерой, как и он сам. И.А. Вышнеградский продолжал выдвигать С.Ю. Витте и, когда потребовался кандидат в министры путей сообщения, рекомендовал государю Александру III его же; опять произошло нечто необыкновенное – недавно сделанный директором департамента, едва только произведенный в действительные статские советники и получивший первый орден – станиславскую звезду – С.Ю. был прямо назначен министром. Чопорный круг высших сановников был очень шокирован этим назначением, да и не одним назначением: С.Ю. Витте находили грубым, неотесанным; в заседаниях он сидел, развалившись, с обоими локтями на стол и говорил каким-то совершенно необычным языком, с каким-то странным акцентом и необыкновенными ударениями. После многие так к этому привыкли, что, передразнивая, стали и постоянно говорить так, как говорил С.Ю.: «ходатáйство», «они говорять » и т. п. И вот, не прошло нескольких месяцев, и С.Ю. Витте был назначен на важнейший пост – министра финансов. Тут уже все окончательно растерялись, конечно, признали совершившийся факт и с ним постепенно примирились.
Характеристика С.Ю. Витте будет дана гораздо более полная его будущими биографами: слишком крупная это была личность, именем которой можно будет назвать целый период русской истории. Я сообщу, поэтому, только личные свои впечатления, которые, быть может, будут полезны этим биографам как материал.
Несомненно, прежде всего, что С.Ю. Витте был головою выше большинства своих современников. Как у всех больших государственных деятелей, у него, конечно, были крупнейшие ошибки, принесшие немало вреда. Но исправить их было почти невозможно, до того все действия его были глубоко жизненны. Чувство жизни и ее потребностей было нервом деятельности С.Ю. Витте. Эту деятельность нельзя ограничить какою-либо областью: она касалась всех сторон государственного нашего бытия, прежде всего, конечно, сторон экономической и финансовой. С.Ю. Витте был далек от всякой теории, потому что научно не был вовсе к ней подготовлен. Он брал жизнь, как она есть, и искал наиболее действительных решений для выдвигаемых ею практических вопросов. Так, в Комитете министров или, вернее, через его соединенное присутствие с Департаментом государственной экономии, он с необыкновенной энергией провел ряд дел по выкупу в казну крупных железнодорожных сетей, напр[имер], Главного общества, Юго-Западных и т. п. Но это вовсе не означало, что он был принципиальным сторонником казенного железнодорожного хозяйства. Напротив, рядом с этим, при его поддержке создалось несколько новых крупнейших железнодорожных обществ – в зависимости от соображений целесообразности. В податном деле теория в особенности ему претила: вопреки ей он, опять-таки по соображениям целесообразности, отдавал решительное предпочтение косвенному обложению перед прямым: в бóльшую уравнительность последнего он не верил, а бóльшая простота и доходность первого казалась ему очевидной. В этой области осуществлена им громаднейшая реформа – введение казенной продажи питей. На нее нападали очень много, упрекали С.Ю. за наш «пьяный» бюджет; мало того, он сам оказался неожиданным противником ее, когда задумал свергнуть В.Н. Коковцова, который с усердием, достойным лучшей участи, стал без всяких уступок отстаивать его же творение. В конце 1914 г. винная монополия, под влиянием увлечения идеею трезвости, была уничтожена, к великому восторгу нашей интеллигенции. И что же? По всей вероятности, ее придется рано или поздно восстановить, как единственно целесообразный способ получения питейного налога. Но, относясь с известного рода пренебрежением к прямым налогам, как источнику государственных доходов, С.Ю. Витте идет очень решительно по пути реформы промыслового налога, преднамеченной Н.Х. Бунге, на началах окладного обложения. Вполне сознавая политическое значение прямых налогов, он, в особенности в области крестьянского обложения, является с энергичной поддержкой таких преобразований, как отмена круговой поруки и изменение порядка взимания окладных сборов. Противник подоходного налога, и противник очень убежденный, он переходит на его сторону, когда начинает видеть в нем серьезный способ для поддержания наших финансов во время войны. Не говорю о блестяще выполненной им реформе денежного обращения, выполненной вопреки довольно яростной оппозиции многих членов Государственного совета; чтобы побороть ее, С.Ю. Витте не стесняется испрошением высочайшего указа, не опасаясь нарушения этим путем нормального порядка и принимая всю ответственность на себя.
Конец ознакомительного фрагмента.
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Последний в Мариинском дворце. Воспоминания министра иностранных дел (Н. Н. Покровский, 2016) предоставлен нашим книжным партнёром -
2 июля 1985 года в должность Министра иностранных дел СССР вступил Эдуард Шеварднадзе. «Дилетант» решил вспомнить некоторых советских коллег министра.
Вячеслав Михайлович Молотов (партийный псевдоним, настоящая фамилия — Скрябин) родился 25 февраля (9 марта) 1890 года в слободе Кукарка Кукарского уезда Вятской губернии (ныне город Советск Кировской области) в семье Михаила Прохоровича Скрябина, приказчика торгового дома купца Якова Небогатикова.
Детские годы В. М. Молотова прошли в Вятке и в Нолинске. В 1902—1908 годах он учился в 1-м Казанском реальном училище. На волне событий 1905 года примкнул к революционному движению, в 1906 году вступил в РСДРП. В апреле 1909 года был впервые арестован и сослан в Вологодскую губернию.
Отбыв ссылку, в 1911 году В. М. Молотов приехал в Санкт-Петербург, сдал экстерном экзамены за реальное училище и поступил на экономическое отделение Политехнического института. С 1912 года сотрудничал в большевистской газете «Звезда», затем стал секретарем редакции газеты «Правда», членом Петербургского комитета РСДРП. Во время подготовки издания «Правды» познакомился с И. В. Сталиным.
После ареста фракции РСДРП в IV Государственной думе в 1914 году скрывался под фамилией Молотов. С осени 1914 года работал в Москве над воссозданием разгромленной охранкой парторганизации. В 1915 году В. М. Молотов был арестован и сослан на три года в Иркутскую губернию. В 1916 году из ссылки бежал, жил на нелегальном положении.
Февральскую революцию 1917 года В. М. Молотов встретил в Петрограде. Он являлся делегатом VII (апрельской) Всероссийской конференции РСДРП (б) (24−29 апреля 1917 года), делегатом VI съезда РСДРП (б) от Петроградской организации. Входил в состав Русского бюро ЦК РСДРП (б), Исполкома Петроградского совета и Военно-революционного комитета, руководившего свержением Временного правительства в октябре 1917 года.
После установления советской власти В. М. Молотов находился на руководящей партийной работе. В 1919 году он был председателем Нижегородского губисполкома, позднее стал секретарем Донецкого губкома РКП (б). В 1920 году был избран секретарем ЦК КП (б) Украины.
В 1921—1930 годах В. М. Молотов занимал должность секретаря ЦК ВКП (б). С 1921 года он был кандидатом в члены Политбюро ЦК партии, в 1926 году вошел в состав Политбюро. Активно участвовал в борьбе с внутрипартийной оппозицией, выдвинулся в число близких соратников И. В. Сталина.
В 1930—1941 годах В. М. Молотов возглавлял СНК СССР, одновременно с мая 1939 года являлся наркомом иностранных дел СССР. С его именем связана целая эпоха в советской внешней политике. Подпись В. М. Молотова стоит под договором о ненападении с гитлеровской Германией от 23 августа 1939 года (так называемый «пакт Риббентропа-Молотова»), оценки которого были и остаются неоднозначными.
На долю В. М. Молотова выпал удел известить советский народ о нападении нацистской Германии на СССР 22 июня 1941 года. Сказанные им тогда слова: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами», — вошли в историю Великой Отечественной войны 1941−1945 годов.
Именно Молотова известил советский народ о нападении нацистской Германии
В военные годы В. М. Молотов занимал посты первого заместителя Председателя СНК СССР, заместителя Председателя Государственного комитета обороны СССР. В 1943 году он был удостоен звания Героя Социалистического труда. В. М. Молотов принимал самое активное участи в организации и проведении Тегеранской (1943), Крымской (1945) и Потсдамской (1945) конференций глав правительств трех союзных держав — СССР, США и Великобритании, на которых были определены основные параметры послевоенного устройства Европы.
В. М. Молотов оставался на посту руководителя НКИД (с 1946 года — МИД СССР) до 1949 года, вновь возглавлял министерство в 1953—1957 годах. С 1941 и до 1957 года он одновременно занимал должность первого заместителя Председателя СНК (с 1946 года — Совета Министров) СССР.
На июньском пленуме ЦК КПСС 1957 года В. М. Молотов выступил против Н. С. Хрущева, примкнув к его противникам, которые были осуждены как «антипартийная группа». Вместе с другими ее членами он был выведен из состава руководящих органов партии и снят со всех государственных постов.
В 1957—1960 годах В. М. Молотов был послом СССР в Монгольской Народной Республике, в 1960—1962 годах возглавлял советское представительство в Международном агентстве по атомной энергии в Вене. В 1962 году был отозван из Вены и исключен из КПСС. Приказом по МИД СССР от 12 сентября 1963 года В. М. Молотов был освобожден от работы в министерстве в связи с уходом на пенсию.
В 1984 году с санкции К. У. Черненко В. М. Молотов был восстановлен в КПСС с сохранением партийного стажа.
В. М. Молотов скончался в Москве 8 ноября 1986 года и был похоронен на Новодевичьем кладбище.
Андрей Януарьевич Вышинский, потомок старинного польского дворянского рода, бывший меньшевик, подписавший распоряжение об аресте Ленина, казалось бы, был обречен попасть в жернова системы. Удивительно, но вместо этого он сам пришел во власть, занимая посты: Прокурора СССР, Прокурора РСФСР, Министра иностранных дел, ректора МГУ.
Во многом он был обязан этим своим личностным качествам, ведь даже его противники нередко отмечают глубокую образованность и выдающиеся ораторские способности. Именно по этой причине и лекции, и судебные речи Вышинского всегда привлекали к себе внимание не только профессионального юридического сообщества, но и всего населения. Отмечали и его работоспособность. Уже на посту Министра иностранных дел он работал с 11 часов утра до 4−5 часов утра следующего дня.
Именно это способствовало его вкладу в юридическую науку. В свое время его труды по криминалистике, уголовному процессу, теории государства и права, международному праву считались классическими. Да и сейчас в фундаменте современной российской юриспруденции лежит разработанная А. Я. Вышинским концепция отраслевого деления системы права.
На посту Министра Вышинский работал с 11 часов утра до 4−5 часов утра следующего дня
Но все же в историю А. Я. Вышинский вошел как «главный советский обвинитель» на процессах 1930-х годов. По этой причине его имя почти всегда ассоциируется с периодом «Большого террора». «Московские процессы», несомненно, не соответствовали принципам справедливого суда. На основании косвенных доказательств невиновные были приговорены к расстрелу или длительным срокам заключения.
Как «инквизитора» его характеризовала и внесудебная форма назначения наказаний, в которой он участвовал — так называемая «двойка», официально — Комиссия НКВД СССР и Прокурора СССР. Обвиняемые в данном случае были лишены даже формального судебного процесса.
Однако позволю себе процитировать самого Вышинского: «Было бы большой ошибкой видеть в обвинительной работе прокуратуры основное ее содержание. Главная задача прокуратуры — быть проводником и стражем законности».
На посту Прокурора СССР основной его задачей была реформа прокурорского и следственного аппарата. Предстояло справиться со следующими проблемами: низкая образованность прокуроров и следователей, дефицит кадров, бюрократизм, халатность. В итоге была сформирована уникальная система надзора за соблюдением законности, какой прокуратура и остается в настоящее время.
Направленность действий Вышинского носила даже правозащитный характер, насколько это было возможно в условиях тоталитарной действительности. Так, например, в январе 1936 года им был инициирован пересмотр дел в отношении колхозников и представителей сельской власти, осужденных за хищения в начале 30-х годов. Десятки тысяч из них вышли на свободу.
Менее известна деятельность, направленная на поддержку советсткой защиты. В многочисленных выступлениях и трудах он отстаивал независимость и процессуальные полномочия адвокатов, нередко критикуя своих коллег за пренебрежение стороной защиты. Однако декларируемые идеалы не реализовывались на практике, если вспомнить, например, «тройки», являвшиеся противоположностью состязательного процесса.
Дипломатическая карьера А. Я. Вышинского вызывает не меньший интерес. В последние годы жизни он занимал пост постоянного представителя СССР при ООН. В своих выступлениях он высказывал авторитетное мнение по многим направлениям международной политики и международного права. Известна его речь по поводу принятия Всемирной декларации прав человека — Вышинский предвидел проблемы с реализацией провозглашенных прав, которые только сейчас замечены в научном и профессиональном сообществе.
Личность Андрея Януарьевича Вышинского неоднозначна. С одной стороны — участие в карательном правосудии. С другой — научные и профессиональные достижения, сильные личные качества, стремление к достижению идеала «социалистической законности». Именно они заставляют даже самого яростного противника Вышинского признать в нем того носителя высших ценностей — «человека своего дела».
Можно сделать вывод, что быть им в условиях тоталитаризма возможно. Это подтверждено А. Я. Вышинским.
Родился в семье рабочего железнодорожных мастерских. После переезда семьи в Ташкент учился сначала в гимназии потом в средней школе.
В 1926 окончил юридический факультет Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова и аграрный факультет Института красной профессуры.
С 1926 года — в органах юстиции, в 1926—1928 годах работал прокурором в Якутии. С 1929 года — на научной работе. В 1933—1935 годах работал в политотделе одного из сибирских совхозов. После публикации ряда заметных статей был приглашён в Институт экономики Академии наук СССР. С 1935 года — в аппарате ЦК ВКП (б) (Отдел науки). Как сообщает Леонид Млечин, на одном из совещаний по вопросам науки Шепилов «позволил себе возразить Сталину». Сталин предложил ему пойти на попятную, однако Шепилов стоял на своём, в результате чего был изгнан из ЦК и семь месяцев просидел без работы.
С 1938 года — учёный секретарь Института экономики АН СССР.
В первые дни войны добровольцем ушёл на фронт в составе московского ополчения, хотя имел «бронь», как профессор, и возможность поехать в Казахстан директором Института экономики. С 1941 по 1946 год — в Советской Армии. Прошёл путь от рядового до генерал-майора, начальника Политотдела 4-й Гвардейской армии.
В 1956 году Хрущёв добился смещения Молотова с поста министра иностранных дел СССР, поставив на его место своего соратника Шепилова. 2 июня 1956 г. указом Президиума Верховного Совета СССР Шепилов был назначен министром иностранных дел СССР, сменив на этом посту Вячеслава Михайловича Молотова.
В июне 1956 года советский министр иностранных дел впервые в истории совершил турне по Ближнему Востоку, посетив Египет, Сирию, Ливан, а также Грецию. Во время переговоров в Египте с президентом Насером в июне 1956 года дал секретное согласие СССР спонсировать строительство Асуанской плотины. При этом Шепилов, по роду своей предыдущей деятельности не будучи международником-профессионалом, оказался под впечатлением поистине «фараонского» приёма, который устроил ему тогдашний президент Египта Насер, и по возвращении в Москву сумел убедить Хрущёва в форсировании налаживания отношений с арабскими странами Ближнего Востока в противовес нормализации отношений с Израилем. При этом следует учесть, что во время Второй мировой войны практически вся политическая элита стран Ближнего Востока так или иначе сотрудничала с гитлеровской Германией, а сам Насер и его братья тогда учились в германских высших военно-учебных заведениях.
Представлял позицию СССР по Суэцкому кризису и по восстанию в Венгрии в 1956 году. Возглавил советскую делегацию на Лондонской конференции по Суэцкому каналу.
Способствовал нормализации советско-японских отношений: в октябре 1956 года была подписана совместная декларация с Японией, прекращающая состояние войны. СССР и Япония обменялись послами.
В своем выступлении на ХХ съезде КПСС призывал к насильственному экспорту социализма за пределы СССР. В то же время участвовал в подготовке доклада Хрущёва «О культе личности и его последствиях», однако подготовленный вариант доклада был существенно изменён.
Шепилов призывал к насильственному экспорту социализма за пределы СССР
Когда Маленков, Молотов и Каганович в июне 1957 попытались сместить Хрущёва на заседании Президиума ЦК КПСС, предъявив ему целый список обвинений, Шепилов вдруг тоже начал критиковать Хрущева за установление собственного «культа личности», хотя в названную группу никогда не входил. В результате поражения группировки Молотова, Маленкова, Кагановича на последовавшем 22 июня 1957 года Пленуме ЦК КПСС родилась формулировка «антипартийная группа Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова».
Существует и иное, менее литературно-зрелищное объяснение истоков формулировки с использованием слова «примкнувший»: группу, которая состояла бы из восьми участников, неловко было назвать «отколовшейся антипартийной группкой», так как она оказывалась явным большинством, и это было бы очевидно даже для читателей «Правды». Чтобы называться «фракционерами-раскольниками», членов группы должно было быть не больше семи; Шепилов же был восьмым.
Резоннее звучит предположение, что, в отличие от семи членов «антипартийной группы» — членов Президиума ЦК КПСС, Шепилов был определён как «примкнувший», поскольку, как кандидат в члены Президиума, не имел права решающего голоса при голосовании.
Шепилов был освобождён от всех партийных и государственных должностей. С 1957 года — директор, с 1959 года — заместитель директора Института экономики АН Киргизской ССР, в 1960—1982 годах — археограф, затем старший археограф в Главном архивном управлении при Совмине СССР.
Так как клише «и примкнувший к ним Шепилов» активно муссировалось в прессе, появился анекдот: «Самая длинная фамилия — Ипримкнувшийкнимшепилов»; когда пол-литровую бутылку водки делили «на троих», четвёртый собутыльник прозывался «Шепиловым» и т. п. Благодаря этой фразе имя партийного функционера узнали миллионы советских граждан. Собственные воспоминания Шепилова полемически озаглавлены «Непримкнувший»; они резко критичны по отношению к Хрущёву.
Сам Шепилов, согласно воспоминаниям, считал дело сфабрикованным. Он был исключён из партии в 1962 году, восстановлен в 1976 году, а в 1991 году восстановлен в Академии наук СССР. С 1982 года — на пенсии.
Из всех российских и советских министров иностранных дел только один Андрея Андреевича Громыко прослужил на этом посту легендарно длительный срок — двадцать восемь лет. Его имя было хорошо известно не только в Советском Союзе, но и далеко за его пределами. Знаменитым на весь мир его сделала должность министра иностранных дел СССР.
Дипломатическая судьба А. А. Громыко сложилась так, что на протяжении без малого полувека он находился в центре мировой политики, снискал уважение даже своих политических оппонентов. В дипломатических кругах его называли «патриархом дипломатии», «самым информированным министром иностранных дел в мире». Его наследие, несмотря на то, что советская эпоха осталась далеко позади, и сегодня актуально.
А. А. Громыко родился 5 июля 1909 года в деревне Старые Громыки Ветковского района Гомельской области. В 1932 г. окончил Экономический институт, в 1936 г.— аспирантуру ВНИИ экономики сельского хозяйства, доктор экономических наук (с 1956 г.). В 1939 переведен в Наркомат иностранных дел (НКИД) СССР. К этому времени в результате репрессий были уничтожены практически все руководящие кадры советской дипломатии, и Громыко стал быстро делать карьеру. В свои неполные 30 лет выходец из белорусской глубинки с дипломом кандидата экономических наук почти сразу после прихода в НКИД получил ответственный пост заведующего Отделом американских стран. Это был необычайно крутой взлет даже по тем временам, когда карьеры создавались и рушились в одночасье. Не успел молодой дипломат обосноваться в своих новых апартаментах на Смоленской площади, как последовал вызов в Кремль. Сталин в присутствии Молотова сказал: «Товарищ Громыко, мы намерены послать вас на работу в посольство СССР в США в качестве советника». Так, А. Громыко на четыре года стал советником посольства в США и одновременно посланником на Кубе.
В 1946—1949 гг. зам. министра иностранных дел СССР и одновременно в 1946—1948 гг. пост. представитель СССР при ООН, в 1949—1952 гг. и 1953—1957 гг. первый зам. министра иностранных дел СССР, в 1952—1953 гг. посол СССР в Великобритании, в апреле 1957 года Громыко назначается министром иностранных дел СССР и работает на этом посту до июля 1985 года. С 1983 г. первый заместитель Председателя Совмина СССР. В 1985—1988 гг. Председатель Президиума Верховного Совета СССР.
Дипломатический талант Андрея Андреевича Громыко был замечен за рубежом быстро. Признанный Западом авторитет Андрея Громыко был высшей пробы. В августе 1947 года журнал «Таймс» писал: «Как постоянный представитель Советского Союза в Совете Безопасности Громыко делает свою работу на уровне умопомрачительной компетенции».
В то же время, с легкой руки западных журналистов, Андрей Громыко, как активнейший участник «холодной войны», стал обладателем целой серии нелестных кличек вроде «Андрей волк», «робот-мизантроп», «человек без лица», «современный неандерталец» и т. д. Громыко стал хорошо известен в международных кругах своим вечно недовольным и мрачным выражением лица, а также крайне неуступчивыми действиями, за что получил прозвище «Мистер Нет». По поводу этого прозвища А. А. Громыко отмечал: «Мои «нет» они слышали гораздо реже, чем я их «ноу», ведь мы выдвигали гораздо больше предложений. Меня в их газетах прозвали «господин Нет», потому что я собой манипулировать не позволял. Кто стремился к этому, хотел манипулировать Советским Союзом. Мы — великая держава, и никому этого делать не позволим!"
Благодаря своей неуступчивости Громыко получил прозвище «Мистер Нет»
Однако Вилли Брандт, канцлер ФРГ в воспоминаниях отметил: «Я нашел Громыко более приятным собеседником, чем представлял его себе по рассказам об этаком язвительном «мистере Нет». Он производил впечатление корректного и невозмутимого человека, сдержанного на приятный англосакский манер. Он умел в ненавязчивой форме дать понять, каким огромным опытом он обладает».
А. А. Громыко исключительно твердо придерживался утвержденной позиции. «Советский Союз на международной арене — это я, — думал Андрей Громыко. — Все наши успехи на переговорах, приведших к заключению важных международных договоров и соглашений, объясняются тем, что я был убежденно тверд и даже непреклонен в особенности когда видел, что со мной, а значит, и с Советским Союзом, разговаривают с позиции силы или играют в «кошки-мышки». Я никогда не лебезил перед западниками и после того, как меня били по одной щеке, вторую не подставлял. Более того, действовал так, чтобы и моему не в меру строптивому оппоненту было несладко».
Многие не знали, что А. А. Громыко обладал восхитительным чувством юмора. Его замечания могли включать в себя меткие комментарии, которые становились сюрпризом в напряженные моменты при приеме делегаций. Генри Киссинджер, приезжая в Москву, постоянно боялся прослушивания со стороны КГБ. Однажды он во время встречи указал на люстру, висевшую в комнате, и попросил, чтобы КГБ сделал ему копию американских документов, так как у американцев «вышла из строя» копировальная техника. Громыко в тон ему ответил, что люстры делались еще при царях и в них могут быть только микрофоны.
Среди важнейших достижений Андрей Громыко выделял четыре момента: создание ООН, выработку соглашений по ограничению ядерных вооружений, легализацию границ в Европе и, наконец, признание США за СССР роли великой державы.
Мало кто сегодня помнит, что ООН была задумана в Москве. Именно здесь в октябре 1943 года Советский Союз, США и Великобритания объявили, что мир нуждается в организации по международной безопасности. Это было легко декларировать, но трудно сделать. Громыко стоял у истоков ООН, под Уставом этой организации стоит его подпись. В 1946 году он стал первым советским представителем в ООН и одновременно заместителем, а затем первым заместителем министра иностранных дел. Громыко был участником, а впоследствии главой делегации нашей страны на 22 сессиях Генассамблеи ООН.
«Вопросом вопросов», «сверхзадачей», по выражению самого А. А. Громыко, был для него процесс переговоров по контролю над гонкой вооружений как обычных, так и ядерных. Он прошел все этапы послевоенной разоруженческой эпопеи. Уже в 1946 году от имени СССР А. А. Громыко выступил с предложением о всеобщем сокращении и регулировании вооружений и о запрещении военного использования атомной энергии. Предметом особой гордости Громыко считал подписанный 5 августа 1963 года Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой, переговоры по которому тянулись с 1958 года.
Другим приоритетом внешней политики А. А. Громыко считал закрепление результатов Второй мировой войны. Это, прежде всего, урегулирование вокруг Западного Берлина, оформление статус-кво с двумя германскими государствами, ФРГ и ГДР, а затем и общеевропейские дела.
Огромных сил, настойчивости и гибкости потребовали от Москвы исторические соглашения СССР (а затем Польши и Чехословакии) с ФРГ в 1970—1971 годах, а также четырехстороннее соглашение 1971 года по Западному Берлину. Насколько велика личная роль А. А. Громыко в подготовке этих фундаментальных для мира в Европе документов видно хотя бы из того, что для выработки текста Московского договора 1970 года он провел 15 встреч с советником канцлера В. Брандта Э. Баром и столько же с министром иностранных дел В. Шеелем.
Именно они и предшествовавшие усилия расчистили путь к разрядке и созыву Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Значение подписанного в августе 1975 года в Хельсинки Заключительного акта имело мировой масштаб. Это был, по существу, кодекс поведения государств в ключевых сферах взаимоотношений, включая военно-политическую. Была закреплена нерушимость послевоенных границ в Европе, чему А. А. Громыко придавал особое значение, созданы предпосылки для укрепления европейской стабильности и безопасности.
Именно благодаря усилиям А. А. Громыко были расставлены все точки над «i» между СССР и США в период «холодной войны». В сентябре 1984 года по инициативе американцев в Вашингтоне прошла встреча Андрея Громыко с Рональдом Рейганом. Это были первые переговоры Рейгана с представителем советского руководства. Рейган признал за Советским Союзом статус сверхдержавы. Но еще более значительным стало другое заявление. Напомню слова, сказанные глашатаем мифа об «империи зла» после окончания встречи в Белом доме: «Соединенные Штаты уважают статус Советского Союза как сверхдержавы… и у нас нет желания изменить его социальную систему». Таким образом, дипломатия Громыко добилась от США официального признания принципа невмешательства во внутренние дела Советского Союза.
Благодаря Громыко были стабилизированы отношения СССР и США
Андрей Громыко носил в памяти множество фактов, забытых широкими кругами международной общественности. «Ты представляешь, — рассказывал Андрей Громыко сыну, — выступает, да ни кто-либо, а лощеный Макмиллан, премьер-министр Великобритании. Так как это было в разгар «холодной войны», делает выпады в наш адрес. Ну, я бы сказал, работает обычная ооновская кухня, со всеми ее политическими, дипломатическими и пропагандистскими приемами. Я сижу и думаю, как на эти выпады при случае, в ходе дебатов, ответить. Неожиданно, сидевший рядом со мной Никита Сергеевич наклоняется и, как я сначала подумал, что-то ищет под столом. Я даже чуть отодвинулся, чтобы ему не мешать. И вдруг вижу — вытаскивает ботинок и начинает колотить им по поверхности стола. Откровенно говоря, первая мысль была, что Хрущёву дурно. Но через мгновение я понял, что наш лидер протестует таким образом, стремится поставить Макмиллана в неловкое положение. Я весь напрягся и против своей воли стал стучать по столу кулаками — ведь надо же было как-то поддержать главу советской делегации. В сторону Хрущёва не смотрел, мне было неловко. Ситуация складывалась действительно комическая. И ведь что удивительно, можно произнести десятки умных и даже блестящих речей, но оратора через десятилетия может никто и не вспомнит, башмак Хрущёва не забудут.
В результате почти полувековой практики А. А. Громыко выработал для себя «золотые правила» дипломатической работы, которые, впрочем, актуальны не только для дипломатов:
— абсолютно недопустимо сразу раскрывать другой стороне все карты, хотеть решить проблему одним махом;
— осторожное использование встреч в верхах; плохо подготовленные, они приносят больше вреда, чем пользы;
— нельзя позволять манипулировать собой ни с помощью грубых, ни с помощью изощренных средств;
— для успеха во внешней политике нужна реальная оценка обстановки. Еще более важно, чтобы эта реальность никуда не исчезла;
— самое трудное — закрепление реального положения дипломатическими договоренностями, международно-правовое оформление компромисса;
— постоянная борьба за инициативу. В дипломатии инициатива — лучший способ защиты государственных интересов.
А. А. Громыко считал, что дипломатическая деятельность — труд тяжелый, требующий от тех, кто им занимается, мобилизации всех своих знаний и способностей. Задача дипломата — «бороться до конца за интересы своей страны, без ущерба для других». «Работать по всему диапазону международных отношений, находить полезные связи между отдельными, казалось бы, процессами», — эта мысль была своеобразной константой его дипломатической деятельности. «Главное в дипломатии — компромисс, лад между государствами и их руководителями».
В октябре 1988 года Андрей Андреевич вышел на пенсию и работал над мемуарами. Он ушел из жизни 2 июля 1989 года. «Государство, Отечество — это мы, — любил говорить он. — Если не сделаем мы, не сделает никто».
Родился 25 января 1928 г. в селе Мамати Ланчхутского района (Гурия).
Окончил Тбилисский медицинский техникум. В 1959 году окончил Кутаисский педагогический институт им. А. Цулукидзе.
С 1946 года на комсомольской и партийной работе. С 1961 по 1964 годы был первым секретарем райкома Компартии Грузии в Мцхете, а затем первым секретарем Первомайского райкома партии Тбилиси. В период с 1964 по 1972 — первый заместитель министра по охране общественного порядка, затем — министр внутренних дел Грузии. С 1972 по 1985 годы — первый секретарь Центрального Комитета Компартии Грузии. На этом посту проводил получившую большое паблисити кампанию по борьбе с теневым рынком и коррупцией, которая, однако, не привела к искоренению этих явлений.
В 1985—1990 годах — министр иностранных дел СССР, с 1985 по 1990 — член Политбюро ЦК КПСС. Депутат Верховного Совета СССР 9−11 созывов. В 1990—1991 годах — народный депутат СССР.
В декабре 1990 года ушел в отставку «в знак протеста против надвигающейся диктатуры» и в тот же год вышел из рядов КПСС. В ноябре 1991 года по приглашению Горбачёва вновь возглавил МИД СССР (называвшийся в то время Министерством внешних сношений), но после распада СССР через месяц эта должность была упразднена.
Шеварднадзе являлся одним из соратников Горбачёва в проведении политики перестройки
В декабре 1991 Министр внешних сношений СССР Э. А. Шеварднадзе одним из первых среди руководителей СССР признал Беловежские соглашения и предстоящее прекращение существования СССР.
Э. А. Шеварднадзе являлся одним из соратников М. С. Горбачёва в проведении политики перестройки, гласности и разрядки международной напряженности.
1946, 19 марта Преобразования в правительстве. Народный комиссариат переименован в Министерство иностранных дел.
1948 Образование в Восточной Европе зависимых от СССР политических режимов. В качестве послов в социалистические страны нередко направляли партийных деятелей.
1949, 4 марта Молотов освобожден от занимаемой должности «в связи с необходимостью сосредоточиться на руководстве Советом Министров СССР». Министром назначен прокурор Андрей Януарьевич Вышинский (1883-1954), «звезда» процессов 30-х гг., с 1940 г. зам. наркома иностранных дел.
1953, 7 марта Вышинский освобожден от должности «в связи с реорганизацией правительства» и направлен постоянным представителем СССР в ООН. Министром опять стал Молотов. Смещен с должности в день приезда президента в СССР Югославии Иосипа Броз Тито, с которым министр не желал устанавливать нормальных отношений, как и с Японией,Австрией и рядом др. стран.
1956, 1 июня По инициативе Хрущева МИД возглавил главный редактор «Правды» Дмитрий Трофимович Шепилов (1905-1995). На конференции по Суэцкому каналу министр игнорировал указание назвать политику Запада «открытым грабежом и разбоем». Решением февральского пленума 1957 г. получил повышение, став секретарем ЦК по идеологии. В октябре 1957 г. объявлен «примкнувшим» к группировке Молотова (которого не выносил), выведен из ЦК, в 1962 г. исключен из партии.
1957, 15 февраля Министр Андрей Андреевич Громыко (1909-1989), прозванный иностранной прессой «Господин Нет». Сторонник постоянного диалога и торга с США. С 1961 г. член ЦК КПСС, в 1973-1988 гг. член Политбюро. На пленуме 1968 г. добился разделения политики в отношении капиталистических стран: отныне МИД решал практические задачи и вел переговоры, а идеологической пропагандой занимался соответствующий отдел ЦК. Создатель договоров об ограничении ядерных испытаний и ПРО, и высшего достижения советской дипломатии – Заключительного акт СБСЕ в Хельсинки (1 августа 1975). Хельсинкский акт подтверждал существующие границы (в первую очередь советское руководство волновало признание границ ГДР) и «ограниченный суверенитет» союзников СССР по Варшавскому договору. Громыко сумел удержать руководство страны от воен. конфликта с Израилем в 1983 году, но не смог противодействовать вводу советских войск в Афганистан.
1985, 1 июля По инициативе М.С. Горбачева министром назначен его единомышленник Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе. Провел кадровую чистку МИД, борясь с семейностью и кумовством. Приверженец «открытой дипломатии», заключающейся в громко заявляемых односторонних уступках партнерам. Предполагалось, что партнеры в свою очередь из благородства пойдут на сравнимые по масштабу уступки, но при подписании договоров о разоружении и объединении Германии эти надежды не оправдались. Горбачеву не раз предлагали привлечь Шеварднадзе к уголовной ответственности за такую внешнюю политику. Хотя министр проводил линию президента СССР (вплоть до того, что в период антиалкогольной кампании запрещал подавать вина на приемах в советских посольствах), Горбачев не защищал его от нападок. Шеварднадзе подал в отставку на IV съезде Народных депутатов 20 декабря 1990 года.
1991, 16 января Министр – кадровый дипломат Александр Александрович Бессмертных. Подал в отставку после ГКЧП. Не поддержал путчистов, но и не выступил против них.
28 августа Министр Борис Дмитриевич Панкин, посол в Праге. Единственный посол СССР, открыто выступивший против ГКЧП. Став министром, убрал из аппарата МИД сотрудников разведки, работавших под видом дипломатов.
14 ноября МИД СССР из соображений экономии объединен с министерством внешнеэкономических связей, новое ведомство названо Министерство Внешних сношений (МВС).
Загрузка...