Ким филби - советский разведчик из англии. Ким филби, самый известный шпион, умер от алкоголизма, разочаровавшись в ссср Кем был ким филби на самом деле

Жизнь продолжателя одного из старинных родов Англии, ставшего советским шпионом, ее изломы, изгибы и сегодня, спустя годы после его смерти, остается окутанной густым туманом.

При жизни Филби выпустил книгу «Моя тайная война», но она не таила особых откровений. Уж он-то знал, о чем можно рассказывать, а о чем - нет. Во вступительном слове Ким писал, что «хотя эта книга строго придерживается правды, тем не менее, она не претендует на всю правду». К тому же рукопись наверняка была досуха выжата всегда настороженной советской цензурой.

«Мы не знаем правду о Филби», - сказал в интервью Le Nouvel Observateur Роберт Литтелл, автор романа о разведчике. В ней англичанин предстает тройным (!) агентом, одновременно работавшим на Великобританию, СССР и США. По мнению Литтелла, «он остается самым поразительным шпионом XX века». В биографии Филби, действительно, немало странных эпизодов. Например, его внезапное исчезновение из Бейрута в 1963 году. В начале июня английская разведка получила ошеломляющую информацию: Филби в Москве! Вскоре невероятное стало очевидным: газета «Известия» сообщила, что он попросил политического убежища в Советском Союзе.

Ким добрался до Одессы на грузовом пароходе «Долматов». Рано утром его встретили несколько милиционеров и сотрудник Комитета госбезопасности. Он положил руку на плечо англичанину и сообщил, что его миссия закончена: «В нашей службе существует правило: как только тобой начинает интересоваться контрразведка - это начало конца. Нам известно, что британская контрразведка заинтересовалась вами в 1951 году. А сейчас 1963-й…»

Получается, Филби целых 12 лет был «под колпаком»! Но почему так и остался на свободе? Отчего, после того, как он обосновался в советской столице, отыскалось несколько десятков человек, которые его давным-давно подозревали?

В том же интервью Литтелл сказал, что руководитель КГБ Юрий Андропов хотя и принимал на публике британского шпиона со всеми почестями, тот так и не был повышен в звании, жил под круглосуточной охраной и не допускался на Лубянку.

Этим утверждениям противоречит сам Филби. Точнее, интервью, которое он дал английскому писателю и публицисту Филиппу Найтли. В 1964 году последний написал книгу «Филби - шпион, который предал поколение» и отправил экземпляр своему герою в Москву. Разведчик ответил благодарственным письмом, которое положило начало переписке, длившейся более двадцати лет.

Найтли вспоминал, что «письма Филби написаны в непринужденном стиле, и их чтение нередко доставляло удовольствие. В 1979 году он пожаловался, что перебои с доставкой «Таймс» лишили его контактов с Англией: «Признаюсь, я ощущаю пустоту. Мне не хватает некрологов «Таймс», забавных писем, судебной хроники и кроссвордов (15-20-минутная гимнастика для ума за утренним чаем), а также информации и обзоров «Санди таймс» и менее претенциозных разделов литературного приложения «Таймс».

Вскоре английские газеты стали приходить регулярно. Но они были не единственным окном в мир для Филби. Однажды в его письме появилась заинтриговавшая Найтли фраза: «Возвратившись после нескольких недель пребывания за границей, я обнаружил устрашающую кипу входящих документов в моей папке». В следующем послании московский англичанин поведал, что, «побывал в солнечных краях, где потягивал виски с содовой и размельченным льдом». Позже выяснилось, что Филби отдыхал на Кубе, куда отправился на торговом судне.

Что ж, он заслужил спокойную, обеспеченную жизнь. Весом его вклад в борьбу с гитлеровской Германией. На память о беспокойном времени у него осталась солидная коллекция наград в шкатулке: ордена Ленина, Красного Знамени, Дружбы народов, Отечественной войны I степени, венгерские, болгарские и кубинские награды.

В январе 1988 года состоялась встреча Найтли и Филби в Москве, приуроченная к 25-летию советской эмиграции разведчика. Их беседа была запечатлена в подробном интервью Найтли. Это была последняя большая беседа Кима с представителем прессы.

По словам журналиста, разведчик вел себя свободно, был откровенен и не производил впечатления нервного и запуганного узника, которого днем и ночью стерегут суровые агенты КГБ. На вопрос гостя, нет ли в квартире подслушивающих устройств, хозяин ответил, что его это не интересует…

Филби был не только удивительным разведчиком, но и поразительным романтиком, что абсолютно несвойственно его суровой и вроде бы исключающей всякие сантименты профессии.

Возможно, в нем взыграли гены отца - Сент-Джона Филби, востоковеда, работавшего в английской колониальной администрации в Индии, а затем ставшего известным арабистом Он принял мусульманское вероисповедание, взял в жены саудовскую девушку, подолгу жил среди бедуинских племен, стал советником короля Ибн-Сауда.

У сына, названного Кимом в честь героя одноименного романа Киплинга, неординарное мышление проявилось по-своему: «Когда я был девятнадцатилетним студентом, я старался сформировать свои взгляды на жизнь. Внимательно осмотревшись, я пришел к простому выводу: богатым слишком долго чертовски хорошо живется, а бедным - чертовски плохо и пора все это менять». Его аристократические предки, наверное, переворачивались в истлевших гробах, а живые не верили своим ушам!

Свои речи на предвыборных митингах Филби начинал словами: «Друзья мои, сердце Англии бьется не во дворцах и замках. Оно бьется на фабриках и фермах». Читал Ким и марксистскую литературу. Неудивительно, что вскоре, летом 1933 года, он стал коммунистом...

Сам Ким утверждал, что получил предложение работать на Москву в Англии. И, не раздумывая, согласился. Человеком, который его завербовал, был Арнольд Дейч по кличке «Отто», успешно сочетавший шпионскую деятельность с научной работой. Он был доктором психологии Лондонского университета.

Спустя несколько лет после того, как Филби, будучи корреспондентом лондонской «Таймс», выполнил несколько заданий Москвы, ему, коммунисту, предложили поступить на службу в секретную разведывательную службу Британии - Secret Intelligence Service!

Там он делает стремительную карьеру - в 1944 году 32-летний Ким становится руководителем 9-го отдела SIS, занимавшегося советской и коммунистической деятельностью в Великобритании. Получается, что он, в частности, следил сам за собой?

Бедная старая Англия!

Но с Кимом продолжали происходить странные вещи. То ли судьба его тщательно оберегала, то ли... Ведь Филби как будто едва не стал руководителем всей британской разведки! Во время работы в Вашингтоне вел задушевные разговоры с самим шефом ФБР Эдагаром Гувером, дружил с одним из лучших контрразведчиков ЦРУ Джемсом Энглтоном, прозванным «Цепным псом» за патологическую подозрительность.

Взлет не состоялся - в памятном 1951-м Филби попал под подозрение: бежали в Москву два его партнера - Дональд Маклин и Гай Берджесс. Однако в очередной раз висящий над ним меч не опустился на голову разведчика. Его допрашивали, за ним следили, но оставили на свободе. Пишут, что не хватило улик для его разоблачения…

Спустя пять лет он сам уволился из разведки. Но лишь для того, чтобы спустя год вернуться - с документами на имя корреспондента газеты «Обсервер» и журнала «Экономист» он отправился в Бейрут. Там «провалился» и вынужден был бежать. Его выдала старая знакомая Флора Соломон. Ким пытался завербовать ее еще до войны, и женщина это вспомнила.

Но вернемся к интервью Найтли, из которого нетрудно понять, что Ким жил в СССР в свое удовольствие. К приходу гостя был накрыт стол, который ломился от яств: икры, севрюги, холодного ростбифа и прочих вкусностей. Пили, разумеется, виски…

По всему было видно, что Филби не испытывает никаких проблем и живет, ни в чем себе не отказывая. Шпион рассказал, что со времени своего приезда лишь дважды был на Лубянке, да и то по каким-то малозначащим делам.

В Москву Филби прибыл, когда ему было едва за пятьдесят - опытнейший разведчик, мужчина, что называется, в самом соку, но при этом, его никак не используют. Странно? А, может, и нет. Ведь Ким окончательно «засветился».

А пускать «на люди» его опасались – вдруг скажет что-то лишнее. Впрочем, ходили слухи, что он занимает высокий пост в КГБ.

Первые три года московской жизни Филби, по собственному признанию, потратил на то, чтобы вспомнить и записать все, что он пережил. Вероятно, это стало основой его будущей книги. В это время разведчик, по сути, уже бывший, чувствовал себя прекрасно, и работа доставляла ему удовольствие.

Но потом, примерно году в 1967-м (КГБ возглавил тогда Ю.В. Андропов. – Ред .), положение изменилось: «Зарплату я получал регулярно, как и прежде, но работы становилось все меньше… Я почувствовал разочарование, впал в депрессию, ужасно пил и, что еще хуже, начал сомневаться, правильно ли я поступил…»

К нему приставили офицера КГБ, который нес ответственность за его безопасность. Филби сказал, что в этом нет необходимости, но охранника все равно оставили. Конечно, он еще и следил за англичанином. Кто знает, что на уме у этого джентльмена, который до сих пор толком не научился говорить по-русски? Ведь он наверняка думал о своей родине, вспоминал первую жену Айлин Фиэрс, от которой у него было четверо детей.

Он познакомился с ней в архиве английской контрразведки. И она, уже чувствуя к нему влечение, не отказывала своему кавалеру, когда он хотел порыться в делах и даже взять кое-что домой. Впрочем, так нарушали инструкции и другие сотрудники.

Спустя годы Айлин говорила, что даже не догадывалась, кем был ее муж. Да и Ким это подтверждал. Но могло быть и наоборот – она любила его и, стало быть, хранила тайну.

Уже в Москве Филби женился в последний раз – на Руфине Пуховой…

Между прочим, Найтли спросил Филби, скучает ли он по своей родине. Тот отшутился: «По горчице Коулманз и соусу фирмы «Ли энд Перринз»? Согнав улыбку, сказал, что не только читает газеты, но и слушает Би-Би-Си. Интересно, как было со звуком в его радиоприемнике? Ведь тогда «вражеские голоса» отчаянно глушили…

Да и за границей Филби бывал, между прочим, не раз. После Кубы ездил в Чехословакию, потом в Болгарию. На вопрос – будет ли он писать новые книги? – ответил: «Нет, я все уже сказал. Может, остались кое-какие технические детали, но материалы о них хранятся в архивах. Я устал от всей этой истории, с меня довольно».

Хозяин уютной, прекрасно обставленной квартиры на тихой улице в центре Москвы говорил, что пользуется привилегиями генерала. Как у него дела со здоровьем? Ведь ему уже 76…

«У меня аритмия, и по этому поводу я лежал в госпитале, - ответил Филби. – Мне сказали, что если я буду следить за собой, беречься от сквозняков и остерегаться поднимать тяжести, то буду в полном порядке еще несколько лет». Увы, через несколько месяцев после этой беседы Ким Филби удалился на свою последнюю, вечную «конспиративную» квартиру – на Старом Кунцевском кладбище…

Найтли так и не понял, насколько хозяин был с ним откровенен. Что можно считать правдой, что - рассказом агента, что информацией, а что дезинформацией?

Перед ним сидел тщательно причесанный и хорошо одетый человек. По его глазам ничего нельзя было понять, хотя они излучали доброжелательное спокойствие. Филби, как писал Найтли, всячески старался убедить его в том, что их встреча не санкционирована КГБ. Хотя, кто знает?

Напоследок Филби сказал гостю: «Если вы попросите меня подвести итог собственной жизни, я скажу, что сделал больше хорошего, чем плохого. Возможно, многие не разделят моего мнения».

Бесспорно одно - Филби был удивительным, во многом непревзойденным человеком. Свидетельство тому – многочисленные тайны, которые он унес в могилу.

Специально для Столетия

Е.КИСЕЛЕВ: Я приветствую всех, кто в эту минуту слушает радио «Эхо Москвы», это действительно программа «Наше все», и я, ее ведущий, Евгений Киселев. Мы продолжаем наш проект «История Отечества в лицах». Мы идем по алфавиту, от буквы «А» к букве «Я», дошли уже до буквы «Ф». На каждую букву у нас, как правило, три героя, иногда больше, но как минимум три. И я напомню, правила нашего проекта таковы, что одного героя мы выбираем голосованием на сайте «Эхо Москвы» в Интернете, одного во время специальной передачи в прямом эфире, и одного героя выбираю я сам как автор и ведущий этого проекта. Так вот, на букву «Ф» у нас есть три героя. Одного, знаменитого русского художника-ювелира Карла Фаберже, выбрали на сайте «Эхо Москвы», одного, религиозного философа Павла Флоренского – во время прямого эфира, а я свой выбор остановил на легендарном разведчике Киме Филби. О нем наша сегодняшняя программа. И как всегда, в начале передачи – портрет героя.

Гарольд Адриан Рассел Филби родился 1 января 1912 года в Индии, в семье британского колониального чиновника, одного из крупнейших английских специалистов по Востоку Сен-Джона Филби. Мальчику с детства в семье дали прозвище Ким, в честь героя романа Киплинга, которое со временем стало главным именем. Филби-старший был человеком по-своему знаменитым, но в узких кругах. В любом научном труде по истории Саудовской Аравии легко можно найти множество ссылок на его сочинения. Дело в том, что судьба забросила сэра Сен-Джона Филби в Неджд, как тогда называлась территория в центре Аравийского полуострова, после объединения которой с другой соседней арабской территорией, Хиджазом, в 1932 году возникло королевство Саудовская Аравия. Филби-старший стал советником основателя этого государства, короля Абдель Азиза аль-Сауда. Именно Филби-страший посоветовал королю пригласить в страну английских геологов для поисков подземных источников воды. В результате в 1938 году были открыты колоссальные залежи нефти, сделавшие Саудовскую Аравию одним из богатейших государств мира. Сен-Джон Филби всю жизнь прожил на арабском Востоке – принял ислам, женился на арабской женщине, родил с ней детей, получивших арабские имена. Есть фотография, на которой Ким Филби снят с отцом и сводными братьями. Филби-старший умер в 1957 году в Бейруте, когда его сын уже работал там корреспондентом газеты «Обсервер». Но этого в жизни Кима Филби произошло множество других событий, которые могли бы составить не один приключенческий роман. Кстати, некоторые ее эпизоды, относящиеся к 30-м годам, легли в основу повести Юлиана Семенова «Испанский вариант» и снятого по ней в 1989 году художественного фильма, где Филби выведен под именем латышского журналиста Яна Пальмы, во время гражданской войны в Испании работающего на советскую разведку в тылу Франко. Именно так и было в жизни Филби: выпускник Кембриджского университета, увлекавшийся марксистскими идеями, он попал в поле зрения советской агентуры в Великобритании в начале 30-х годов. И в 1933 был завербован знаменитым советским разведчиком Арнольдом Дейчем. Потом была Испания, где Филби был британским военным корреспондентом, а в 1940 году в его судьбе происходит неожиданный поворот и невероятная удача для московского центра: Филби принимают на работу в английскую разведку МИ-6. Вскоре он становится одним из ее руководителей, возглавляет в Вашингтоне миссию связи с ЦРУ, все это время передает в Москву ценнейшую информацию. В 1951 его чуть не постиг провал, однако Филби удалось отвести от себя все подозрения. Он выходит в отставку, но продолжает негласно сотрудничать с английской разведкой, работая корреспондентом нескольких британских изданий на Ближнем Востоке. Но в 1963 году на него вновь падают серьезные подозрения, и тогда Филби бежит из Бейрута в СССР. Последние четверть века Филби прожил в Москве, где и умер в 1988 году.

Е.КИСЕЛЕВ: А теперь я хотел бы представить гостей, которые сидят со мной в студии. У нас сегодня вдова Кима Филби Руфина Филби. Здравствуйте! Спасибо, что согласились сегодня принять участие в нашей программе. И человек, которого вы прекрасно знаете, который у нас на «Эхе Москвы» един во многих лицах – и передачу ведет, и чего только не делает, и в других программах принимает участие. Но сегодня Юрия Кобаладзе мы пригласили в его, скажем так, прежнем качестве. Сейчас он у нас в розничной торговле ведь?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Да, да, да, да.

Е.КИСЕЛЕВ: Вот, а пригласили мы его как генерал-майора службы внешней разведки, который лично знал Кима Филби. И давайте вот с этого, может быть, и начнем. Как это знакомство произошло?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Произошло… ну, неожиданно для меня и моих друзей. Был 1973 год, когда в разведку пришли, как бы, новые кадры, какое-то новое такое веяние, и вспомнили о том, что вот, существует такой человек, который уже почти 10 лет, больше, живет в России, является легендой разведки, человек исключительных дарований и качеств, и как-то отдел, который занимается Англией, просто обязан с ним познакомиться, иметь с ним какой-то контакт. И вот тогда Михаил Федорович Любимов, который папа Саши Любимова и бывший наш начальник, он…

Е.КИСЕЛЕВ: И писатель, и…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: …и писатель, да, и во многих лицах, он, как бы, был инициатором, и вытащил Кима на встречу с нами. И вот это был действительно знаменательный день…

Е.КИСЕЛЕВ: А они уже к тому времени были знакомы?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Он познакомился с ним – был какой-то прием специально для Кима, где было руководство, там было первичное знакомство, потом все, надо же было добиться разрешения, все согласовать. И вот, наконец, все это произошло, и мы все собираемся, «англичане», да, так называемые, сотрудники английского направления, английского отдела, чтобы познакомиться с Кимом. Я никогда не забуду этот вечер, поскольку мне и Мише Богданову – это любимый ученик был Кима Филби – нам поручили купить подарок. И мы, можете себе представить, Москва вообще пустая, в магазинах ничего нету, вообще, выбрать подарок, да еще человеку, которого мы не знаем, да еще англичанина – в нашем представлении, очень рафинированного, очень капризного, да, который, вот, все видел, все повидал. И вот мы с Мишкой гоняли по всей Москве и выбрали ему подарок – каминные часы. Из чего они сделаны – из малахита, что ли?

Р.ФИЛБИ: Хотя камина у нас нет.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Да, камина нет, но часы мы выбрали каминные, очень нам показалось, очень английские, на головке такая иголочка для свечки. И каково было наше изумление… во-первых, он, принимая подарок, был в совершенном восторге. Т.е. ну, нам казалось, ну вежливый человек, конечно, но что он может сказать? На самом деле, оказалось, что мы, не зная этого, точно угадали цвет. У него из такого же камня стоял в доме – и стоит – столик, привезенный из Англии. И эти каминные часы просто органически, вот, легли на этот стол, и до сих пор, вот, мы приходим к Руфине Ивановне – наши часы украшают этот столик. И для меня, конечно, это было такое, знаковое событие. Но часы часами, но встреча с ним просто нас всех потрясла, через пять минут мы все были в него влюблены, поскольку он был необыкновенный человек, умеющий располагать к себе своей простотой, скромностью, сдержанностью, в то же время авторитетом. Помню… почему-то вот я запомнил, очень много курил, причем какие-то дешевые сигареты. И вот так завязалась первая такая беседа, первая встреча, которая вылилась потом в постоянный семинар – ну как же так, вот есть такой учитель, да, знаток…

Е.КИСЕЛЕВ: А это называлось семинар, да?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Нет, это первая встреча была просто такая, знакомство, а потом был семинар, где была создана группа молодых сотрудников, которые регулярно, раз в неделю, по-моему, ходили к нему…

Е.КИСЕЛЕВ: А вы сразу стали ходить домой, или сначала на конспиративной квартире?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Сначала на конспиративной квартире. Кстати, я участником первой группы не был, поскольку я скоро уехал в командировку, так что, вот первый поток я, как бы, пропустил. А уже когда вернулся из Англии и стал работать в отделе, тогда я стал инициатором уже возобновления этих семинаров. Уже Ким был в преклонном возрасте, ему было тяжело, как бы, передвигаться, и мы встречались у него на квартире. Ну, незабываемые просто встречи, особенно когда я уже сам стал, вроде, возглавлять вот этот семинар, и я помню, первый раз я вел туда ребят и тоже волновался, думал, как все это будет – через пять минут опять, вот, атмосфера была абсолютно дружеская, товарищеская, т.е. никто не чувствовал, что вот перед ними сидит, ну, во-первых, человек старшего возраста, действительно, легендарный – как-то он умел очень быстро найти общий язык.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну а вот скажите, пожалуйста, ведь к тому времени, когда начались эти семинары, разведывательное, контрразведывательное дело наверняка ушло далеко вперед. Ну, прежде всего, благодаря тому, что научно-технический прогресс берет свое.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Да, да, согласен.

Е.КИСЕЛЕВ: Наверное, тот опыт, который… активной работы и в разведке в английской, и в… на связи с советской резидентурой в Великобритании, в некотором смысле, устарел?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ну, Женя, Вы правильно подмечаете, т.е. понятен Ваш вопрос. Но Ким-то был ценен не, вот…

Е.КИСЕЛЕВ: Чему он вас учил?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Не потому, что он, там, нас учил, вот, как, там, тайники закладывать или…

Е.КИСЕЛЕВ: Тайники закладывать не учил?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Не-не-нет, он был интересен…

Е.КИСЕЛЕВ: От наружки избавляться не учил.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Нет, нет. Ну, может быть, какие-то элементы и были, но на самом деле, он был интересен тем, что он знал Англию. Он был частью эстеблишмента, он хорошо понимал те круги, те сферы и знал многих людей, с которыми нам предстояло работать. Т.е. он был бесценен с точки зрения привития нам навыков, опыта какого-то, пусть и опосредованного, но, вот… а как вот это все, как говорить, а что говорить, а как одеваться, а для кого нужен, для какого, там, класса или круга людей нужен какой-то особый подход – вот чем был он интересен. И конечно, рассказы о собственной биографии. Он же тоже нам не рассказывал, как он, там, бегал по улицам и выявлял наружное наблюдение – было интересно, как он работал в Испании, а как, вот, под прикрытием журналиста, а как, вот, его карьера в Америке, где он чуть, там, без пяти минут мог стать директором ЦРУ и создавал ЦРУ. Т.е. вот что нам было интересно. А не то, что нам преподавали, там, в специальном учебном заведении – там нас и так научили, значит, как заниматься разведывательным ремеслом. Нет, именно как человек вот такой, эрудит. Потом у него, конечно… мы приходили когда в квартиру – это огромная библиотека: английские книги, переписка с Грэмом Грином, книги с дарственной надписью Грина. Т.е. потом Ким сам был героем многих шпионских романов, и вот это тоже интересно – как он относится…

Е.КИСЕЛЕВ: А как он к этому относился, интересно? Я помню, ведь он выведен как минимум в одном романе Форсайта…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Форсайта, да.

Е.КИСЕЛЕВ: «Четвертый протокол», да?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Как организатор, там, ядерной, по-моему, войны в… Но он относился с юмором, и но тем не менее, ему тоже было любопытно. Какие-то книги мы ему приносили, потом, была потрясающая встреча, когда возвращались наши сотрудники из Лондона, которые рассказывали ему, вот, что изменилось – Вы очень точно подметили, что время-то идет вперед, и многие вещи, которые при Киме были обыденными и… они устарели, и ему было тоже интересно: «У, как, я, наверное, уже не все понимаю, вот расскажите вы нам, как там сейчас». Поэтому, вот… вот чем запомнились эти семинары. Но главное – это была личность. Мы последние годы были очень дружны, когда он уже не совсем себя чувствовал хорошо, и в больницу к нему ездили – помню, он лежал… Но какая-то, вот, понимаете, вот есть люди… он сыграл большую роль в моей жизни именно своими человеческими качествами. Он показывал, как себя надо вести, как, вот, быть пунктуальным, как быть вежливым, как правильно строить беседу, как быть внимательным, я…

Е.КИСЕЛЕВ: Не вообще, а в Англии?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Вообще, в жизни.

Е.КИСЕЛЕВ: Вообще в жизни тоже?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Вот он сказал гениальную фразу. Руфина Ивановна его как-то спросила: «Ким, почему ты никогда не ошибаешься?» Было такое. Он сказал: «Потому что я никогда не выношу суждений о вещах, которые не знаю». Мы же привыкли как – обо всем иметь свое мнение, обо всем спорить и доказывать свою правоту. А он говорил только то или давал оценку только тому, что он хорошо сам знал. И поэтому никогда не ошибался. Вот его мнение по кругу вопросов, которые были ему хорошо известны. Это, вот… это великое качество.

Е.КИСЕЛЕВ: В каком году вы познакомились, Руфина Ивановна?

Р.ФИЛБИ: В 1970.

Е.КИСЕЛЕВ: А как это случилось?

Р.ФИЛБИ: Ну, это было совершенно случайно. Я работала тогда с женой Блейка – Джорджа Блейка, тоже известного разведчика. Мы подружились с ней, она уже вышла за него замуж. И как-то она… ну, у меня была возможность достать билеты тогда на американское «Айс ревю», она попросила достать для них, ну, я для себя один билет. И мы должны были встретиться около метро Спортивная, чтобы пойти в Лужники. А мать Джорджа, которая должна… гостила тогда у них, заболела, не пошли, и они пригласили Кима, о котором я только… у нас же вообще была единственная статья в «Известиях» о нем тогда, «Здравствуйте, товарищ Филби», и то, это довольно абсурдная такая статья. Так что, в общем, люди в массе никто и не знал о нем тогда, в те годы, не слышал. И я в том числе. Вот. И они пригласили просто Кима на этот лишний билетик. И вот так мы встретились, меня с ним познакомили. Он мне протянул руку, все… я была в темных очках – было яркое солнце – вдруг он говорит: «Снимите, пожалуйста, очки, я хочу видеть ваши глаза». Меня это удивило.

Е.КИСЕЛЕВ: По-английски говорил?

Р.ФИЛБИ: Нет, по-русски.

Е.КИСЕЛЕВ: По-русски.

Р.ФИЛБИ: Он изучал русский язык и поскольку у него был замечательный слух, то он выговаривал очень четко, но иногда, уже когда мы с ним жили вместе, он делал забавные такие ошибки, и я его часто повторяла тогда, что-то у меня вошло в какой-то мой лексикон, до сих пор я это… чувствую, что я говорю не так. И он обижался, что я его не поправляю, что я его не учу, что он перестал – тогда уже со мной стал жить, перестал изучать русский язык, потому что уже не было такой необходимости, стал лениться.

Е.КИСЕЛЕВ: Т.е. вы дома говорили по-английски?

Р.ФИЛБИ: А когда мы познакомились, я не говорила по-английски, у меня был, там, школьный какой-то… в общем, надо было только что я издавала самые примитивные… tomorrow, good morning и т.д. А он по-русски тоже говорил довольно примитивно. И вот, у нас был очень такой, смешной…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Поэтому и получился такой крепкий брак, что друг друга не понимали.

Р.ФИЛБИ: Да, да, да. Иногда очень было… до смешного доходило.

Е.КИСЕЛЕВ: Слушайте, а Вам позволили вот так вот свободно общаться с таким человеком, который был постоянно под присмотром контрразведки, который был, в общем, засекречен – надо так сказать.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ну, уже время было другое…

Е.КИСЕЛЕВ: Время…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: А, ну конечно, это было, вот, когда он приехал, он ведь тоже мечтал, оказавшись в Советском Союзе, что его пригласят в разведку работать, там, дадут отдел, т.е. он будет вести активный образ жизни. На самом деле, его посадили в золотую клетку: обеспечили всем необходимым. Конечно, у него, там, по сравнению с обычными советскими гражданами, были лучше условия жизни, там, доступ к каким-то газетам, все. Но жил он в золотой клетке. Для него вот этот прорыв, когда впервые его пригласили в Ясенево, штаб-квартиру разведки, и когда он оказался, вот, в этом огромном зале, где, по-моему, 800 мест, и его встречали овациями – просто там люди встали и аплодировали ему несколько минут. Он, конечно, был очень тронут и тогда тоже сказал такую потрясающую фразу, что сбылась моя мечта, вот, я наконец в штаб-квартире советской разведки, на которую работал всю жизнь, мечтал, значит, здесь когда-то объявиться.

Е.КИСЕЛЕВ: Сколько лет он этого ждал? Лет 14?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: С 63…

Р.ФИЛБИ: С 63-го, когда он приехал в Москву.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Он приехал, а это, я рассказываю – семьдесят какой?

Р.ФИЛБИ: Это уже какой-нибудь пятый…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: 75-й, 77-й, наверное, уже.

Р.ФИЛБИ: Здесь можно…

Е.КИСЕЛЕВ: 77-й год.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Да, 77-й, точно.

Р.ФИЛБИ: Да.

Е.КИСЕЛЕВ: В книжке «Я шел своим путем»…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Да, да, да, 77-й.

Е.КИСЕЛЕВ: Там эта речь, это выступление приводится.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ну, тогда же не…

Е.КИСЕЛЕВ: И это был 77-й. 14 лет человек ждал.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: 14 лет. Но главное, что вот…

Е.КИСЕЛЕВ: …что его привезут в штаб-квартиру разведки.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Но когда его привезли, уже в то время, ну, казалось абсурдным – ну почему не раньше? Ну как-то никто этого вопроса не задавал, но в тот день и в то время уже, казалось бы, казалось совершенно естественно, что такой человек должен иметь какой-то контакт, должен…

Е.КИСЕЛЕВ: Ну хорошо, а почему? Почему пришлось ждать 14 лет?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ну, потому что время было такое. Своим не доверяли, а тут непонятный англичанин, и вообще, наверное, изучали его…

Р.ФИЛБИ: Ну так, на всякий случай лучше…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Да, на всякий случай – мало ли что, кто… тут… Береженого бог бережет, и никого особо не волновало его, там, переживания, его личная, можно сказать, трагедия, и человека держали взаперти, хотя могли, конечно, использовать и в последующие годы уж, по крайней мере, плеяда разведчиков советских, работающих в английском отделе, до сих пор вспоминает с трепетом его имя, потому что он очень много дал, и хотя бы так его использовать. И его использовали и по другим, по-моему, там, каналам – как эксперта, консультанта, да, но никогда он в разведке – в советской разведке – в качестве сотрудника не работал.

Е.КИСЕЛЕВ: Звания не имел.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Звания не имел, никаких… я не знаю, награды у него были потом уже государственные, да?

Р.ФИЛБИ: Награды были, да, да. А звания нет.

Е.КИСЕЛЕВ: А какая была высшая?

Р.ФИЛБИ: Орден Ленина у него был, потом, был…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Но то по приезду.

Р.ФИЛБИ: Красного Знамени – вот он больше всего дорожил этим орденом Красного Знамени. Вот.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Да, т.е. можно разделить его на две части, его пребывание в Советском Союзе: и полная изоляция, потом знакомство с Руфиной Ивановной, и он сам – т.е. он мне это говорил, это не по книжкам – что он, знаете, за ним такой шлейф был, легенда, что он такой, great womanizer, да, что он поклонник женщин, поскольку у него было четыре жены. И он сам объяснял, что там были и случайные браки. Там, первый брак – он просто спасал эту девушку от фашистского преследования. Ну и т.д., и вот, говорит, я наконец-то…

Р.ФИЛБИ: Это был чисто политический…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Да, да.

Р.ФИЛБИ: Потому что иначе, благодаря тому, что он дал ей паспорт английский, она спаслась… из Австрии он ее вывез фактически.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Поэтому Руфина Ивановна для него была свет в окошке, она… он прямо говорил, что она его спасла. Он же очень стал выпивать, когда вот в этот первый период вот этой изоляции, как бы, не находя себе места – и Руфина Ивановна, когда он сделал ей… Ну, пусть она сама расскажет, поскольку это надо слышать из первых уст.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, ведь все тяжело переживали – вот те члены так называемой кембриджской пятерки, которые…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: По-разному. По-разному.

Е.КИСЕЛЕВ: …попали – там, Гай Берджесс просто спился…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ну, по-разному.

Р.ФИЛБИ: Разное.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: А кто-то находил себя, вот, как Маклин, он…

Р.ФИЛБИ: Да, Маклин работал в институте – США, по-моему, да?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Нет, он…

Р.ФИЛБИ: Как он назывался тогда? В каком это институте?

Е.КИСЕЛЕВ: Мировой экономики.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Да. Мировой экономики.

Е.КИСЕЛЕВ: Международных отношений, публиковался под псевдонимом, я сейчас не помню…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Да, и написал прекрасную книгу «Политика Англии после Суэца».

Е.КИСЕЛЕВ: Знаете, давайте мы сейчас здесь прервемся, у нас сейчас новости середины часа на «Эхе Москвы». И продолжим потом разговор о Киме Филби. Оставайтесь с нами.

Е.КИСЕЛЕВ: Мы продолжаем программу «Наше все» на «Эхе Москвы», в студии ведущий программы Евгений Киселев, а вместе со мной здесь мои гости Юрий Кобаладзе и Руфина Филби. С ними мы вспоминаем легендарного советского разведчика английского происхождения Кима Филби. Мы остановились на том, что Руфина Ивановна обещала рассказать, как она вышла за Филби замуж. Он сделал Вам предложение?

Р.ФИЛБИ: Он сделал предложение довольно быстро, это было после нашей третьей встречи. Тоже, если первая была совсем случайная, две вторые… вторая была просто меня Блэйки пригласили на дачу, и там оказалось, что туда приехал Ким – но это он уже не случайно приезжал…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Т.е. Вас… Вас взяли…

Р.ФИЛБИ: Да. Но это через какое-то время. А потом он сам устроил поездку – как потом я узнала – но тоже меня пригласила Ида, я думала. Это по Золотому Кольцу, у Джорджа Блэйка была машина, а у Кима так и не было машины – он не хотел.

Е.КИСЕЛЕВ: Он не любил, или..?

Р.ФИЛБИ: Он знал, какие здесь трудные… он не хотел это, говорит, «нужно масло, гараж, все эти проблемы». Он не хотел.

Е.КИСЕЛЕВ: А что, кураторы не помогли бы решить эти проблемы?

Р.ФИЛБИ: Ну, кураторы…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ну, помогли бы, но он не хотел особо, видно…

Р.ФИЛБИ: Не хотел.

Е.КИСЕЛЕВ: Лишний раз одолжаться?

Р.ФИЛБИ: Да.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Любил посидеть у приемника… Да, и в том числе… почитать книги – т.е… Потом, он жил в центре Москвы – вы жили, да, в центре Москвы, ему особой необходимости…

Р.ФИЛБИ: Да, да, любил гулять просто так. Мы вызывали такси, по необходимости нам не отказывали в машине с шофером, если мы куда-то там далеко ехали – встречать детей, в аэропорт и т.д. Ну, а третья встреча была, вот, когда я сказала, меня пригласили совершить эту поездку. И между прочим Ида сказала, что Ким тоже едет. Но для меня тогда это было довольно абстрактное имя… встреча, но мне он понравился как интересный человек, такой, приятный собеседник, но не более того – никаких я… не приходило мне…

Е.КИСЕЛЕВ: Это был 70-й год?

Р.ФИЛБИ: Это был 70-й год. Ему было…

Е.КИСЕЛЕВ: Значит ему было тогда уже под 60.

Р.ФИЛБИ: Ему было 69, ему было под 70.

Е.КИСЕЛЕВ: Под 70!

Р.ФИЛБИ: 69.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: 70-е… нет, нет, он 1912 года рождения.

Р.ФИЛБИ: Ой, нет, нет, нет – 59. Извините.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Да, 59.

Е.КИСЕЛЕВ: Нет, ему было… ему было под 60.

Р.ФИЛБИ: Я уже достигла той стадии, когда уже у меня, знаете, десятками все.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Но мы Вас контролируем, Руфина Ивановна, осторожнее, цифры…

Р.ФИЛБИ: Да, да, да, да, да. Вот. А мне было 38 тогда. Это я еще помню. Ну вот, и вот, мы поехали. И тогда, когда мы в были в Ярославле, вот, в числе наших – один из наших пунктов, там где мы остановились на три дня, наиболее длительная поездка. И гуляли там, очень красивый город, красивые скверы, вечером мы гуляли. И я уже чувствовала, что Ким как-то неравнодушен, и меня это только тяготило тогда. Я была напряжена и старалась все больше к Иде, там, с Блэйками, а он пытался меня оттянуть для какого-то разговора. Ну наконец он не выдержал этого, просто схватил меня за руку – а у него, надо сказать, очень крепкая была хватка, так крепко – усадил на скамейку и сказал… До сих пор помню эти слова, буквально цитирую: «Я хочу женаться с тобой».

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Я хочу женаться…

Р.ФИЛБИ: Женаться с тобой. Вот так он говорил по-русски. Ну, меня, во-первых, это поразило, во-вторых, испугало, и в-третьих, рассмешила эта его фраза. Но даже я настолько была поражена и растеряна, что даже было не до смеха, с другой стороны. Ну, я начала что-то бормотать невразумительное, «когда», да «мы друг друга не знаем», и вообще, что, зачем – ну совершенно я была ошарашена, не готова. «Вы меня совсем не знаете». «Нет, я все знаю, я все вижу» - значит, вот, у него такой взгляд. Но тогда я стала его запугивать, что я вообще в жены не гожусь, я ленивая, я бесхозяйственная, и вообще, слаба здоровьем, люблю отдыхать. Его это не пугало, «мне это ничего не нужно, я буду… я все делаю сам, я все люблю делать сам. Я все решил». Но потом он стал меня успокаивать: «Я не мальчик, я могу подождать – подумайте». Ну в общем, он все решил. Но вот на этом он меня успокоил, ну, я вырвалась, мы пошли, уже было поздно, пошли к гостинице. Ну, когда подошли уже к двери, он приоткрыл дверь для меня и придержал немножко и спрашивает: «Могу я надеяться?» Я так сказала высокомерно: «Да». Так что подала надежду. Но на этом кончилось. Но наутро мне все показалось, что это был какой-то странный сон, уже об этом забыла, но когда мы ехали в такси, т.е. в машине, вместе, он сидел рядом, я чувствовала, как он напряжен – мы несколько раз выходили из машины, и он долго о чем-то беседовал с Джорджем, я чувствовала, что все идет какое-то обсуждение, он очень был занят этой темой. Ну и тогда он меня пригласил на ланч на следующий день в «Метрополь». Это был его любимый ресторан тогда, и он так, регулярно его посещал. Выбирал субботние дни, когда меньше народу, когда… днем в определенное время, когда нет… И вот, я отправилась туда с 40-минутным опозданием. До сих пор мне стыдно. Ну вот, я когда уже шла, мне было стыдно, что это действительно не мальчик, что я заставила его ждать. Я была уверена, что он ушел и только утешала себя тем, что он оставил мне свой телефон на клочке бумаге, что я позвоню и извинюсь. Но увидела эту скорбную фигуру – он так стоял, прислонившись, был очень жаркий день – и когда он увидел меня, у него такая блаженная улыбка расплылась. И тут мое сердце начало таять – вот я увидела такого добрейшего и доброжелательного человека. И когда мы сидели за ланчем, меня поразило, что с ним настолько легко я себя чувствовала, как будто давно его знаю, мы о чем-то разговаривали, так было все непринужденно прошло. Потом он меня пригласил на чай, поскольку он жил недалеко, где я сейчас живу – на Тверской. Мы пришли на чай и сидели на кухне, и опять долго разговаривали. И уже стемнело, тогда он сказал ехидно: «Я пригласил тебя на чай, но ты, кажется, собираешься остаться на ужин». Ну, на ужин я не осталась, но он повторил свое предложение, и тут я помимо своей воли, подпала под его обаяние уже полностью, и сказала «да». Вот так это быстро случилось.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Руфина Ивановна, я Вам рассказывал, вот, в жизни есть какие-то фантастические совпадения. В доме, где до сих пор у меня квартира, на Соколе, значит, я выяснил, уже спустя годы, ко мне подошла женщина и сказала: «А вы знаете, кто был вашим соседом, там, в соседнем подъезде?» Т.е. квартира, которая примыкает к моей, но войти в нее можно из соседнего подъезда. Ким Филби. Я Вам говорил об этом? Я все еще хотел…

Р.ФИЛБИ: Да, Вы говорили, я еще хотела все вот, как-то уточнить точно, где.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: На Соколе, да. Вот, он жил сначала, когда он приехал, он жил в этом доме. Это старый…

Р.ФИЛБИ: Вы меня как-нибудь туда отвезете, мне интересно посмотреть.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Но я в этой квартире никогда не был, там уже живут какие-то другие люди, но вот эта тетушка, которая такая, знаешь, есть… как это называется, которая всем домом управляет, знает всех и вся… Но это было уже очень давно. «А вы знаете, кто был вашим соседом?» Потому что она узнала, что я работаю в разведке – «Вам будет интересно». Ким Филби.

Р.ФИЛБИ: Он… впервые поселили его там, он какое-то время прожил, а потом ему предложили на выбор вот эту квартиру, где мы жили вместе.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: В Трехпрудном переулке, да?

Р.ФИЛБИ: Да. Четырехкомнатную. Но там тоже была хорошая квартира, но он говорит, что его сразу привлек район. Но главное, что дом стоит в таком тихом месте, хотя рядом Садовое кольцо, и все…

Е.КИСЕЛЕВ: Я знаю, я там сам в свое время жил рядом, поэтому… В Богословском переулке.

Р.ФИЛБИ: А, ну это, конечно, рядом совсем.

Е.КИСЕЛЕВ: Много лет, и дом такой, он действительно весь… стоит в глубине.

Р.ФИЛБИ: Вот, вот, вот, он совершенно закрыт, и там абсолютная тишина.

Е.КИСЕЛЕВ: Тихо…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Да, причем ему предлагали же переехать, вам предлагали.

Р.ФИЛБИ: Да, а потом…

Р.ФИЛБИ: Он обожал свою квартиру.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Хотя квартира, ну, особенно по нынешним понятиям…

Р.ФИЛБИ: Да.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ну, архискромная и архипростая.

Р.ФИЛБИ: Да.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ну, там все есть – кабинет, главное, его любимый. И я особенно люблю вот этот ваш приемник «Фестиваль».

Р.ФИЛБИ: Да, да, да.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Который до сих пор работает. Ламповый.

Р.ФИЛБИ: Да.

Е.КИСЕЛЕВ: А мемориальной доски там нет?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ой, это отдельная история. Очень хотелось бы, чтобы она появилась…

Р.ФИЛБИ: Уже подняли об этом тему, причем подняли мои соседи, которые, как всегда, я никого не знала, но все знали, оказывается. Вот, и они подняли этот вопрос. Но тогда когда уже я стала говорить по их просьбе с нашими, но сказали, что дошли до Моссовета, что там все это приняли очень положительно, с энтузиазмом, и все уже готово, подписано…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Просто бюрократия тормозит, хотя все там согласились…

Р.ФИЛБИ: Но это где-то, что-то в нашей системе, я не знаю… то говорят, дом не подходит, то еще что-то. В общем, все застопорилось.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Но мы работаем – группа энтузиастов пробивает.

Е.КИСЕЛЕВ: Во всяком случае, срок уже, положенный по закону…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ну вообще, конечно…

Р.ФИЛБИ: Срок – ну что Вы, это…

Е.КИСЕЛЕВ: …прошел – там, по-моему…

Р.ФИЛБИ: С 88-го года, ну что Вы.

Е.КИСЕЛЕВ: 10 лет должно пройти со дня смерти.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Да.

Р.ФИЛБИ: Да.

Е.КИСЕЛЕВ: По закону.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ну уж, бесспорно, человек, который заслуживает какого-то упоминания.

Е.КИСЕЛЕВ: А мы вот говорили о том, что было недоверие, да? Я помню, читал, кажется, в очерке Михаил Петровича Любимова, что он вспоминает, некоторые ветераны разведки, например, генерал Райхман, были до конца жизни убеждены, что Филби был двойным агентом.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ну, и не только он, там много. Но на самом деле, элементарное… даже не знание деталей, а элементарное сопоставление той информации, которая вообще шла от пятерки, как бы, опровергает саму мысль, саму догадку, что, а может они были двойными агентами. Ну это абсурд. Ну, это, опять-таки, время было такое – подозревали, там, собственных родителей, там, детей. Уже не говоря о сотрудниках разведки, которая была практически уничтожена – там и Ким мне рассказывал, что бывали случаи, когда он, там, выходит на встречу, да, и приходит новый сотрудник. «А где предыдущий?» - «Ну, вот, там, его отозвали». На самом деле, не отозвали, а человек вообще исчез, неизвестно где. Но это отдельная тема, вообще, о трагедии, вообще, советского общества и разведки в частности. Поэтому да, были люди, которые все подвергали сомнению, на этом выстраивали свою карьеру…

Е.КИСЕЛЕВ: Там даже, по-моему, в личном деле его какая-то бумага…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Есть, да, там. Я, кстати…

Е.КИСЕЛЕВ: Написанная какой-то женщиной.

Р.ФИЛБИ: Маржанская.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Моржанской, да.

Е.КИСЕЛЕВ: Совершенно верно, да.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Которая на этом сделала, вообще, чуть ли не свою карьеру – вот такая вся из себя.

Р.ФИЛБИ: Она просто…

Е.КИСЕЛЕВ: В связи с этими подозрениями и был, по-моему, какой-то перерыв связи Центра с именно, вот, группой Филби.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ну, я сейчас не помню, может быть, что-то и было, потому что было всеобщее подозрение, но опять-таки, особенно когда началась война, и когда каждый человек был на вес золота, особенно в Англии – ключевой стране – то, конечно, все это быстро восстановилось.

Р.ФИЛБИ: К тому же, такую ценную информацию, которую он давал – так просто не принимали во внимание по той же причине.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ну, это не… Это трагедия Кима и этой пятерки. Ну, если не трагедия, то, конечно… ну, время, время.

Р.ФИЛБИ: Да.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Такое время. И конечно, очень обидно, что он 13 лет, в общем, провел – уже не потому, что кто-то ему, там, не доверял, было смешно, да, предположить, что он вообще заслан сюда англичанами, или, там, его кто-то выкраст, или выкрадет, или… но вот стиль был такой жизни. Это потребовались годы, потребовался приход нового поколения – вот, людей, там, моих товарищей, того же Любимова – чтобы понять абсурдность этой ситуации. Человек, который посвятил свою жизнь – и никогда об этом, кстати, не жалел, что он связал свою жизнь с советской разведкой, с делом коммунизма в его представлении – и этот человек изолирован и никак не используется, хотя «используется», может, плохое слово. Поэтому вот это все драматически поменялось и действительно уже вторую часть своей жизни в России, в Советском Союзе он был, в общем, ну, счастливым человеком, прежде всего благодаря Руфине Ивановне, поскольку у него личная жизнь наладилась. Он, как бы, успокоился, и плюс, он получил учеников.

Е.КИСЕЛЕВ: А ностальгия у него была по Англии?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Я думаю, была.

Р.ФИЛБИ: Нет.

Е.КИСЕЛЕВ: Нет?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Не было?

Р.ФИЛБИ: Он всегда говорил мне… он говорил, что… ну, он человек мира, как, вот, у нас говорят, потому что он говорит: «Я родился в Индии, я жил, по всему миру ездил, так что..» Он любил всегда Россию, он говорит, что со студенческих лет он увлекался русской литературой. Он прекрасно знал русскую историю, мало кто у нас знает так историю, даже специалисты, как он знал. Мне было стыдно, вообще-то, с ним, конечно, за свои знания. Уж даже не говоря о моих… он вообще прекрасно знал…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Вообще, как…

Р.ФИЛБИ: Он знал всего Достоевского, там, Чехова… ну, всю литературу он знал, у него… читал в переводе, правда, эти книги. И просто любил… ну, как-то был привязан, Россия вызывала у него какое-то теплое чувство, понимаете, так что…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Как странно – вот если бы…

Р.ФИЛБИ: И когда у нас говорили кто-то из сотрудников, что, вот, теперь это вторая родина, то он отвергал, говорит, родина одна, это не вторая родина. Ну просто он любил Россию. И ему нравилось жить в России, понимаете? Другое дело, что его угнетали вот эти глупые наши те условия, те потерянные годы, которые он потерял. Это как-то случилось – ну, как совпадение, может быть, еще что-то – когда мы стали жить вместе, то жизнь его как-то повернулась. Он стал востребован, стал работать, но к сожалению, это короткий период – он уже стал болеть, уже не те силы. Но самые главные годы были потеряны. Он мне говорил, что он был просто ошарашен, он был раздавлен. Говорит, «Я приехал, я мог так много дать, я был переполнен информацией, такой полезный. Я без конца писал и писал, - как он называл, - я писал и писал эти меморандумы», - как он называл, говорит. «Я отдавал, а оказалось, что это никому не нужно, никто их даже не читал». И конечно, это его… человек такой деятельный и посвятивший такому делу буквально всю свою жизнь и вдруг остался за бортом буквально. Вот, конечно, это была трагедия.

Е.КИСЕЛЕВ: А правда, что генерал Калугин сыграл большую роль в возвращении Филби к более активной деятельности?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Я не исключаю, да, не исключаю, потому что в то время он занимал ключевую должность – он же был начальник контрразведки внешней…

Е.КИСЕЛЕВ: Внешней, да.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: И конечно, его слово дорогого стоило. Ну, и он был, по тогдашним понятиям, человеком современным, прогрессивным, и наверняка он приложил к этому руку. Но что интересно, вот Вы задали вопрос… Вот для меня, если бы Руфин Ивановны здесь не было, она не ответила на этот вопрос – вот мне всегда казалось, что вот, стопроцентный англичанин, который… ну не может он не чувствовать какую-то ностальгию по Англии. Тем более, что он получал, мы выписывали специально газету «Times», и он каждый день решал кроссворд. Причем, отгадывал его от и до. Я вам скажу, что кроссворды в «Times» - это не простая… это не простые кроссворды…

Р.ФИЛБИ: (смеется)

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Это, вот, у него было хобби. Ну, спорить с Руфиной Ивановной я просто не смею, но для нас, вот, для меня, для моих товарищей, конечно, он был олицетворением Англии, вот такого… даже его манера говорить вот с этим таким, легким заиканием, вообще, его манеры. Вот я рисовал с него образ того англичанина, которого я увижу, там, через год, два, три…

Р.ФИЛБИ: Нет, он, конечно, не обрусел, и действительно был истинный англичанин.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ну да.

Р.ФИЛБИ: Но потом я…

Е.КИСЕЛЕВ: Но уже яичницу с беконом на завтрак…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Он…

Р.ФИЛБИ: Яичницу с беконом…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Но он любил клюквенный морс – вот это я хорошо помню. Помните, мы ему в больницу… клюкву, по-моему, он попросил.

Р.ФИЛБИ: Вы знаете, чего он у меня просил…

Е.КИСЕЛЕВ: Апельсиновый джем?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Обязательно присылали.

Р.ФИЛБИ: Да, да, да.

Е.КИСЕЛЕВ: Присылали, да?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Да, мы из…

Р.ФИЛБИ: Orange…

Е.КИСЕЛЕВ: Мармелад, точнее, да, мармелад.

Р.ФИЛБИ: Oxford orange thick-cut marmalade. Вот именно такой – Оксфорд, чтобы толстыми кусочками…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Толстыми кусочками. Это мы ему посылали.

Р.ФИЛБИ: Из горьких специальных апельсинов – только такие. Это он привозил, ценил.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: И карри.

Р.ФИЛБИ: Ведь то время еще постоянного дефицита, понимаете. Это для него был такой, когда-то из учеников привозил этот marmalade, или, там, еще что-то английское – виски – это редкий случай.

Е.КИСЕЛЕВ: Хорошо, а как он относился, вот, к реалиям жизни в Советском Союзе – вот, к дефициту, я не знаю, к коррупции, к…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ну, как все…

Р.ФИЛБИ: Он относился реально, он относился реально.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Как все мы относились, так и он относился.

Р.ФИЛБИ: Да. И он это болезненней воспринимал, чем кто-либо из нас, понимаете?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Он же говорил, Руфина Ивановна, что «дайте мне булочную, я там порядок наведу». Его раздражало, что…

Р.ФИЛБИ: Да, вот его раздражало, когда он был без работы, он говорит: «Дайте мне любую работу», - он говорит. Ну, вот я запомнила, он сказал: «Ну, например, транспортное агентство. Я налажу любую отрасль». Понимаете? Он готов был работать где угодно. А эта ситуация, и он очень переживал, вот это неравенство. Он видел этих бедных людей, бедных старух. У него просто болело сердце, я чувствую, как он болезненно на это смотрел. Он видел, когда эти несчастные бедно одетые старухи – он говорит: «Как можно было это допустить?» Он тыкал пальцем и говорит: «Ведь это они выиграли войну».

Е.КИСЕЛЕВ: А он верил в то, что Запад представляет собой военную угрозу Советскому Союзу, что НАТО, там, может напасть на СССР?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Да, убежден, что… верил, что противостояние, Холодная война, это, вот, сопротивление, антагонизм по всему спектру, значит…

Р.ФИЛБИ: Ну, в то время – это разгар Холодной войны, конечно, это было.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Конечно. И он этому посвятил жизнь.

Е.КИСЕЛЕВ: Т.е. в этом смысле он был человеком своего времени?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Своего времени, абсолютно, да и время было – у него были основания так считать, потому что он видел, что создается, там, ЦРУ, он видел, какие козни, там, строит тоже английское правительство против советского правительства. Он же знал все эти нюансы переговоров, какую закулисную работу ведет Англия и английская разведка против… Т.е. это все было реалиями, так, и он в этих реалиях жил, и все это понимал, конечно, не мог не разделять такой точки зрения.

Е.КИСЕЛЕВ: А как он воспринял начало перестройки? Ведь он застал первые горбачевские годы.

Р.ФИЛБИ: Да, он застал. Он воспринял это с энтузиазмом большим. Ну он, вообще, надо сказать, он каждый день смотрел программу «Время» - не отвлекался. Очень так…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: С энтузиазмом.

Р.ФИЛБИ: …с энтузиазмом. Ну а потом, когда видел Горбачева, его стала раздражать его… хотела сказать «многословие» - забыла слово. Многословие, да. Демагогия, демагогия.

Е.КИСЕЛЕВ: Склонность много и долго говорить.

Р.ФИЛБИ: Да. Много и долго говорить. Но… это демагогия, которая как-то в дела мало воплощалась, понимаете? Его стало раздражать, и он уже стал уходить от этого. Но это было самое начало, ведь его уже не стало в 88-м году. Все это началось вот только-только, понимаете. Так что мало было таких изменений.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, во всяком случае, в 87-м году, если даже вспомнить один 87-й год, сколько было тогда – если брать только средства массовой информации, сколько было снято запретов, сколько было…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ну конечно, ну…

Е.КИСЕЛЕВ: …тем распечатано. Собственно, и опять о Филби-то заговорили именно тогда.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Да, да.

Р.ФИЛБИ: Да.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ну и тогда стали ездить журналисты, в том числе, английские – интервью. Т.е. он очень, как бы, активно с ними…

Р.ФИЛБИ: Нет, ну кстати…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Книги появились…

Р.ФИЛБИ: Нет, ему не разрешали…

Е.КИСЕЛЕВ: И Филипп Найтли тогда же, по-моему…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Филипп Найтли приехал.

Р.ФИЛБИ: Это только Филипп Найтли. Ему не разрешали… были, я помню, его старые друзья, с которыми даже я и продолжаю встречаться, когда бываю в Лондоне – такой, Ричард Бистон, он работал в «Daily Telegraph» и был нашим корреспондентом, был в Москве корреспондентом «Daily Telegraph». А Ким еще тоже сам избегал журналистов. Ну, он знал, что ему и нельзя с иностранцами встречаться и всячески избегал этого – ему не хотелось. Но самое смешное, что когда мы в первый раз пошли в Большой театр – он даже избегал каких-то публичных мест, где можно встретиться – первый раз, когда мы оказались в Большом театре, мы тут же наткнулись на пару Бистонов – вот такое было совпадение. И они нам присылали поздравительные открытки, с Рождеством, приглашали на Christmas. Но Ким даже не мог ответить тогда, ему все это… нет. Единственное, первый журналист – это Филипп Найтли, с которым он согласился встретиться. Потому что во-первых, он это объяснял тем, что… он читал книги все, что о нем издавались – что это единственная книга, которая ему показалась наиболее объективная о нем, и вообще нравились его книги. Ну, и к тому же, он дружил с его сыном. И вот тогда устроено было разрешение, значит, приехал Найтли. Более того, был у нас дома. Так что это был первый такой случай, первая такая встреча была.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Да, проживи он еще три года, когда после 91-го года, когда, в том числе, в разведке было создано пресс-бюро, и я убежден, что он бы…

Е.КИСЕЛЕВ: Стал бы более публичной фигурой.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ну конечно, стал бы более публичным, бесспорно. Так, я это знаю по другим примерам, а тем более он, человек действительно легендарный.

Е.КИСЕЛЕВ: И тем более, что, там, Вы, Юрий Георгиевич, это бюро возглавляли.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Ну, да я даже не сомневаюсь, что мы бы его, как бы, привлекли к этой работе, поскольку он, ну, бесценный…

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, к сожалению, не сложилось.

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Не сложилось, да.

Е.КИСЕЛЕВ: Судьбой этого не было дано. Ну что ж, я благодарю Вас! Наше время незаметно подошло к концу. Я напомню, что сегодня в гостях у нашей программы были Юрий Кобаладзе в его качестве генерал-майор службы внешней разведки…

Ю.КОБАЛАДЗЕ: В отставке.

Е.КИСЕЛЕВ: В отставке, да. И бывшего начальника… это называлось тогда Центр общественных связей?

Ю.КОБАЛАДЗЕ: Пресс-бюро.

Е.КИСЕЛЕВ: Пресс-бюро назывались вы тогда, да? Пресс-бюро службы внешней разведки. И Руфина Ивановна Филби, вдова легендарного разведчика. На этом все, я прощаюсь, до встречи в следующее воскресенье.

Ким Филби - личность известная. Очень известная. Шутка ли, советский агент-нелегал, который работал в самом сердце английской разведки около тридцати лет, а когда оказался на грани провала, просто ушел в Советский Союз. Ушел, конечно, очень «не просто», но главное - результат. А результат оказался стопроцентным. В СССР Филби считают одним из величайших разведчиков эпохи. В Великобритании - одним из величайших предателей, нанесшим огромный урон интересам британской короны. Но, несмотря на такую известность, история его жизни, как и подобает истории жизни разведчика такого масштаба, до сих пор окутана легкой дымкой недосказанности и порождает больше вопросов, чем дает ответов.

Мальчик из хорошей семьи

Вообще-то англичанин Гарольд Адриан Рассел Филби родился в Индии. Обыденное дело для Британской империи. Шел 1912 год. Семья была, что называется, из элиты. «Голубая кровь». Его отец, Гарри Сент-Джон Бриджер Филби, был британским чиновником при правительственном кабинете местного раджи, то есть работал, по сути, в британской колониальной администрации. Еще он занимался востоковедением и был очень известным арабистом. Мало того, Ким (это прозвище будущему советскому разведчику дали в детстве в честь героя наиболее популярного романа Киплинга) - достойный продолжатель старинного английского рода. Его дед по линии отца владел кофейной плантацией на Цейлоне. А женой этого деда, стало быть, бабушкой Филби, была Квинти Дункан. Вот эта самая бабушка происходила из семьи потомственных военных. Как сказали бы сейчас - династии. И одним из представителей этой династии является не кто иной, как фельдмаршал Монтгомери.

По дороге высшего общества

Что мы видим далее в биографиях Кима Филби? Далее мы видим обычный путь отпрыска старинного рода. Воспитывали его не в Индии. В Англии. Занималась этим делом как раз бабушка. Видимо, воспитывала хорошо - паренек окончил Вестминстерскую школу с отличием. Ну и в 1929 году, как и подобает будущему представителю английской элиты, начал обучение в Тринити-колледже Кембриджского университета. А вот потом начинается нечто невообразимое.

Социалист? Не может быть!

А дальше биографы Кима Филби сообщают нам, что тот уже в Кембридже был социалистом. Да, юноша из хорошей семьи. Старинный английский род и всё такое. Социалист. Мало того, через четыре года он оказывается в Австрии, где принимает деятельное участие в работе… Международной организации помощи борцам революции. Это, чтобы вы лучше понимали, не просто организация сочувствующих бездельников. Нет. Это коммунистический аналог Красного Креста. И создан он был по решению Коминтерна.

«Откуда у парня испанская грусть»

Кстати, да. Откуда? Откуда весь этот крутой революционный коммунистический замес, в конце концов приведший Филби в Испанию времен гражданской войны, а потом и в Советский Союз? Читаем еще раз его биографию и обнаруживаем, что один из тех, кто писал о Гарольде Адриане Расселе Филби, сообщает прелюбопытнейшие известия. Оказывается, папа Филби, тот, который Гарри Сент-Джон Бриджер, был не просто чиновником колониальной администрации. Он был советником Уинстона Черчилля, он был министром внутренних дел в Месопотамии, он был советником и, как пишут, могущественным советником короля Ибн Сауда. Он принял мусульманство с именем Хадж Абдаллах, он взял второй женой саудовскую девушку-рабыню, он был английским шпионом, и он при этом… с огромным презрением относился к своему классу, считал британскую бюрократию бестолковой и не принимал официальную политику Британии на Ближнем Востоке. Вот, дескать, отсюда у Филби-младшего нелюбовь к британскому правящему классу и социалистические настроения. Но, оказывается, это вовсе и не удивительно, потому что у большинства английских интеллектуалов того времени неприятие британского истеблишмента просто зашкаливало. Быть коммунистом было почетно, а Маркс был иконой. Вот так.

Большие разночтения вызывает вопрос о том, когда, собственно, Филби стал работать на советскую разведку. Все, однако, сходятся в том, что привлек Кима к работе на разведку СССР советский разведчик-нелегал Арнольд Дейч.

Только вот где и, самое главное, когда? Кто-то считает, что это случилось, когда Филби был спецкором «Таймс» в Испании, во время тамошней гражданской войны. Кто-то говорит, что он стал работать на советскую разведку еще в Англии в 1934 году. Третьи также говорят об испанском периоде Филби, но настаивают на том, что работал он тогда не на советскую разведку в чистом виде, а на разведку Коминтерна. Хотя, в принципе, это в немалой степени одно и то же, да к тому же еще большой вопрос, что это такое - «разведка Коминтерна»? Интересно, что некоторые авторы приводят мнение, которое якобы принадлежит британским правительственным кругам. Вроде бы там считают, что Ким стал работать на разведку СССР уже в ходе Второй мировой войны. Причем имеется в виду, скорее, не Вторая мировая, а именно наша Великая Отечественная, то есть период с 1941 года. Но это и понятно: британцам, возможно, просто не хочется признавать, что они взяли советского разведчика на работу в знаменитую МИ-6 (SIS). А так вроде получается по их версии, что сначала он стал британским разведчиком, а потом уже был завербован Советами.

Награды двух разведок

Что самое занимательное в истории Кима Филби, так это, что в МИ-6, куда он попал в 1940 году благодаря еще Гаю Бёрджессу, также работавшему на СССР, его сделали главой отдела контрразведки. То есть он фактически беспрепятственно мог иметь контакты с людьми, подозревавшимися в качестве советских шпионов. Это на самом деле было замечательное прикрытие. А еще более замечательным оно стало в 1944 году, когда Филби поставили руководить отделом, который занимался противодействием советской и коммунистической деятельности в Британии. Ким вообще считался восходящей звездой британской разведки. Был одним из ее руководителей, при этом не за страх, а за совесть работая на Советский Союз. В результате Филби был награжден правительством Британии и советским правительством. Причем советские награды были очень весомыми: ордена Ленина, Красного Знамени и Отечественной войны I степени.

Самые весомые достижения

Достижений у советского разведчика Кима Филби хоть отбавляй. Ведь он выполнял очень серьезные и щепетильные задания МИ-6, а значит, имел прекрасную возможность передавать важные сведения для Советского Союза. По некоторым данным, Филби только за время ВОВ передал для Москвы более девятисот документов.

Но, по словам его четвертой (и последней) супруги Руфины Пуховой, на которой он женился, когда окончательно перебрался в СССР, своей главной заслугой он сам считал информацию, которую передал в центр перед знаменитой битвой на Курской дуге, от исхода которой во многом зависел собственно и исход самой войны.

Ким не только сообщил, что немцы будут делать ставку на свои тяжелые танки, но точно указал на деревню Прохоровку как место основного удара. Этим сведениям поверили, провели необходимую подготовку и… результат известен. Но сама Руфина Пухова акцентировала внимание на еще одной крайне важной информации, переданной Филби в Москву.

Это информация о том, что Черчилль будто бы давил на Трумэна, чтобы заставить того… сбросить ядерную бомбу на Москву.

Возможно, имеется в виду операция «Немыслимое», которую в оборонительном и наступательном варианте разрабатывали по заданию Черчилля уже в 1945 году.

Правда, о ставке на атомную бомбу в этой операции говорят редко. Подавляющее большинство экспертов сходятся во мнении, что это была операция, в которой предполагалось использовать обычное вооружение. И она была отклонена военными, которые посчитали, что быстрой победы над СССР объединенные британо-американские силы не добьются, и это приведет к тотальной войне, фактически к Третьей мировой, в которой шансы на победу станут очень сомнительными.

Провал без провала

Сказать, что Филби «провалился», нельзя. Он вообще за свою карьеру несколько раз выручал тех советских агентов, которые оказывались на грани провала.

А в 1951 году, работая в Вашингтоне, в том числе с ЦРУ и ФБР, он узнает, что под подозрение попали да советских агента - Дональд Маклин и Гай Бёрджесс. Филби с огромным риском для себя самого предупреждает их и… сам оказывается под подозрением. Фактически на грани провала.

Маклин и Бёрджесс вместе с Филби и Энтони Блантом считаются членами так называемой «Кембриджской пятерки», которая якобы представляла из себя ядро советской шпионской сети в Британии.

Почему «Кембриджская»? Потому что всех их будто бы завербовали во время учебы в Кембридже. Почему «пятерка»? Потому что есть мнение, что изначально это была ячейка Коминтерна, а такие ячейки состояли из пятерок. Сам Филби насмехался над этим. Он говорил, что его и других завербовали вовсе не в Кембридже, что у каждого была своя судьба, а вместе работать они стали уже позже. Также он утверждал, что в Кембридже не было никакой ячейки Коминтерна, потому и не определен пятый член «пятерки», которого без устали искали, да так и не нашли.

Кстати, из четверых раскрытых агентов трое, Филби, Маклин и Берджесс, были удачно переброшены в Советский Союз.

Против войны

Да, все-таки почему Филби стал советским агентом? Ведь одно дело быть коммунистом, а совсем другое работать против собственной страны.

Руфина Пухова отвечает на этот вопрос просто: Ким был антифашистом по своей сути. Он работал даже не столько на Советский Союз, сколько против фашизма. А после? Ведь несмотря на то что с 1951 года Филби был под колпаком у МИ-6 и МИ-5, он продержался до 1956-го. Может быть, после победы он работал против новой войны, считая, что только СССР способен ее остановить.

По крайней мере, он точно не знал, что о нем будут писать книги и снимать фильмы.

09.11.2010 - 11:13

Его биография похожа на захватывающий приключенческий роман - столько в ней ярких событий и необычных сюжетов... Еще в молодости англичанин Ким Филби совершенно осознанно решил помогать советской разведке. На его родине все - от мала до велика - его считают предателем, а он убежденно говорил: «Я считал и продолжаю считать, что этой работой я служил и моему английскому народу»…

Ким - мальчик-шпион

Уже сами обстоятельства рождения Гарольда Адриана Рассела Филби были необычными. Он появился на свет в первый день нового, 1912 года, и произошло это событие в экзотической Индии, где работал его отец, известный английский востоковед. Отец в детстве дал сыну пророческую кличку «Ким» - в честь мальчика-шпиона, героя романа Редьярда Киплинга...

Можно было подумать, что отец и готовил из Кима разведчика - мальчик с раннего детства изучал множество языков: он владел хинди и арабским, позже выучил французский, немецкий, испанский, турецкий и русский.

В 17 лет Филби отправился учиться на историческую родину, в Англию. В Кембридже он заинтересовался модным тогда марксизмом, пристально наблюдал за жизнью в СССР, о котором много писали в британских газетах. Мальчику из хорошей буржуазной семьи казалось, что в этой стране действительно построено справедливое государство - в отличие от Англии, где сильный угнетает слабого…

Он вступил в Социалистическое общество университета, где открыто высказывал свои взгляды, что не могло к нему не привлечь агентов, работающих на СССР. Не скрывал он своих взглядов и позже, и в 1934 году Филби было предложено работать на советскую разведку...

Позже он писал: «В моей родной Англии я тоже видел людей, ищущих правды, борющихся за нее. Я мучительно искал средства быть полезным великому движению современности, имя которому - коммунизм. Олицетворением этих идей был Советский Союз, его героический народ, заложивший начало строительства нового мира. А форму этой борьбы я нашел в советской разведке».

Двойной агент Филби

Но первые шаги Филби на тайном и трудном поприще разведчика оказались очень тяжелыми - ему было приказано прекратить общаться с социалистами и им сочувствующими. Ким должен был превратиться в обычного юношу, который больше всего на свете озабочен своей карьерой. Его кураторы из России поставили перед ним цель - Филби должен в будущем проникнуть в армейскую разведку Британии - Сикрет Интеллидженс Сервис (СИС).

Ким выбрал для себя карьеру журналиста - в СССР было известно, что СИС часто сотрудничает с известными газетчиками. Вначале Филби работал в «Англо-американской торговой газете», затем был отправлен на испанскую войну в качестве корреспондента, а после сотрудничал с «Таймс». Все это время Филби встречался с советскими кураторами, которым передавал всю собранную информацию.

Вскоре произошло то, что должно было случиться - на Филби вышли представители британской разведки. Он сразу же согласился работать в СИС, хотя потом очень удивлялся кустарным методам ее деятельности… В своих мемуарах Филби с удивлением писал о низком уровне защиты секретов в СИС - по сравнению с абсолютной закрытостью советской разведки… «Я удивился, с какой легкостью меня приняли на службу. Позже выяснилось, что единственным запросом о моем прошлом была обычная проверка в МИ-5 (контрразведке), где проверили мою фамилию по учетным данным и дали лаконичное заключение: «Ничего компрометирующего не имеется».

В первые недели мне даже казалось, что я, может, вовсе и не туда попал (на эту мысль навел меня коллега из Москвы. Мои первые сообщения заставили его серьезно подумать, что я попал в какую-то другую организацию), что где-то есть другая служба, скрытая в тени, действительно секретная и действительно могущественная, способная на такие закулисные махинации, которые оправдывают вечную подозрительность, например, французов. Скоро, однако, стало ясно, что такой организации не существует».

Но при этом СИС была все же серьезной организацией, и СССР впервые оказался в курсе всех ее разработок. Филби добывал ценную информацию - например, об установлении контактов британской разведкой с Канарисом, о переговорах англо-американцев с немцами и многое-многое другое.

На грани провала

Филби делал карьеру в СИС: «Я рассматривал все занимаемые мною посты в СИС исключительно как прикрытие своей основной деятельности, а мое стремление к компетентному выполнению своих служебных обязанностей диктовалось стремлением занять те должности, на которых я мог принести максимальную пользу Советскому Союзу». Навыки, полученные от наших разведчиков, очень пригодились Филби в его карьере - он считался лучшим сотрудником СИС. В ноябре 1944 года стал начальником 9-го отдела «по борьбе с коммунизмом» - информация, которую он поставлял в СССР, была просто бесценна.

Но вскоре он едва не оказался на грани провала. В 1945 году Константин Волков, советский вице-консул в Стамбуле, обратился в английское консульство с просьбой предоставить ему и его жене политическое убежище. Взамен он обещал сообщить имена трех советских агентов, работающих в Англии и раскрыть, кто именно в Интеллидженс Сервис работает на СССР. Советская разведка молниеносно совершила операцию по переброске Волкова в Москву, и Филби избежал провала.

Он продолжал расти по службе, в 1949 оказался в Вашингтоне - СИС начинала сотрудничать с ЦРУ, и советская разведка через Филби теперь оказалась в курсе тайн своего главного врага.

Конечно, трудно говорить о работе Филби, потому что вся его деятельность была окружена строгой секретностью. В своей книге он прямо говорил: «Не мне, советскому разведчику, снабжать противника информацией или рассеивать его мучительные сомнения, поэтому я умышленно почти не упоминаю о моей работе с советскими товарищами... Это обидно, потому что описание моей работы в советской разведке было бы, наверное, самой интересной частью моей истории. Но до тех пор пока идет тайная война с непримиримым противником, основные принципы нашей деятельности сохраняют свою первостепенную важность. Первый из этих принципов, грубо говоря: держи язык за зубами!» И Филби держал язык за зубами - остается только догадываться, что именно он сумел сделать за годы своей работы…

Но некоторые обстоятельства его деятельности все же раскрыты. Например, знаменитое албанское дело. В конце 40-х годов ЦРУ и СИС совместно готовили операцию по внедрению агентов в Албанию - с целью поднять там мятеж. Филби, курировавший эту операцию, сообщал все ее секреты в СССР. Когда агенты прибыли на место, их сразу же после приземления поймали и расстреляли…

Вперед, в СССР!

Между тем, после раскрытия еще двух советских агентов в СИС - Дональда Маклейна и Гая Берджеса, тесно и давно друживших с Филби, на него тоже упало подозрение. Началось служебное расследование, но ничего компрометирующего не было найдено. Тем не менее, Филби предложили уйти в отставку. Он работал журналистом, жил в Бейруте, а тем временем появились новые факты, доказывающие, что Филби сотрудничал с СССР - одна из его старых знакомых призналась, что Ким уже давно склонял ее к работе на советскую разведку. Филби пришлось срочно исчезнуть из Бейрута - на советском теплоходе, отправлявшемся в Одессу. Вскоре он появился в Москве…

Начался совсем новый период его жизни. Филби работал в КГБ - в качестве советника по Британии, получил генеральское звание. Судя по всему, работал он успешно - его наградили многочисленными орденами, в том числе и даже орденом Ленина… Англичанин преподавал советским разведчикам, писал мемуары. Наверно, все же, оказавшись в СССР, он почувствовал, что это далеко не та идеальная страна, которая рисовалась ему в юности.

В его интервью западным газетчикам через юмористические замечания просматривается грустные мотивы: «Мой дом здесь, и хотя здешняя жизнь имеет свои трудности, я не променяю этот дом ни на какой другой. Мне доставляет удовольствие резкая смена времен года и даже поиск дефицитных товаров. Чтобы узнать о жизни в Англии, я получаю «Таймс» через контору в Ноттинг-Хилле. Однако газета поступает нерегулярно и иногда приходит настолько помятой, что перед чтением мне приходится проглаживать ее утюгом»…

В 1988 году Филби умер и похоронен в Москве. Сейчас трудно судить о человеческих качествах разведчика. Но его работа, бесспорно, принесла огромную пользу СССР. Это с сожалением признают и на Западе. Один из сотрудников ЦРУ сказал по поводу деятельности Филби: «Это привело к тому, что все чрезвычайно обширные усилия западных разведок в период с 1944 по 1951 год были безрезультатными. Было бы лучше, если бы мы вообще ничего не делали»…

• 7691 просмотр

Руфина Пухова, вдова разведчика Кима Филби: “Муж считал алкоголизм легким способом уйти из жизни”

Когда они встретились, ей было 38, ему — под шестьдесят. Потом он назовет закат своей жизни золотым. Ким (полное имя Гарольд Адриан Рассел) Филби — легендарный советский разведчик из знаменитой “кембриджской пятерки”. Влиятельный сотрудник английский секретной службы МИ-6, он три десятка лет, рискуя жизнью, снабжал Советский Союз ценнейшей информацией. За заслуги в области разведки в 1945 году Елизавета II удостоила его ордена Британской империи, а в 1947 году Сталин подписал указ о награждении Филби орденом Красного Знамени. Небывалый случай! Английский аристократ, Ким Филби служил нашей стране не из меркантильных соображений, а, что называется, за совесть. Он был увлечен идеями коммунизма.

В их квартире, что в двух шагах от Тверской, мало что изменилось. Здесь все как было при Киме Филби. И кабинет с видом на тихий переулок, и шкуры северных оленей на стене, и рижский ламповый приемник “Фестиваль”, который исправно работает по сей день. Мой взгляд падает на дивной красоты стол из цельного куска дерева.

— Стол действительно уникальный, — соглашается Руфина Ивановна. — Это подарок Тома Харриса, антиквара, старого друга Кима. Семнадцатый век. Муж любил антикварные вещи. Стол раньше стоял в монастырской трапезной, и когда на него проливалось вино, монахи растирали пятна ладонями и отполировали поверхность до матового блеска. Несмотря на то что в Англии Филби считался изменником, его домашнюю библиотеку и этот стол доставили в Москву в контейнерах. Частная собственность священна.

— Руфина Ивановна, а почему вы так долго не выходили замуж? Мне кажется, с вашей красотой, интеллигентностью, остроумием от женихов отбоя быть не должно!

— Приятно слышать, но вы преувеличиваете. Я никогда не стремилась к замужеству. Конечно, у меня были и поклонники, и романы, но до свадьбы дело не доходило по моей вине. К моменту встречи с Кимом я свыклась с мыслью, что останусь одна.

— Как вы познакомились?

— Я работала редактором в Центральном экономико-математическом институте вместе с женой разведчика Джорджа Блейка. Ида была переводчицей. Как-то она рассказала, что у Джорджа есть друг — хороший человек, у которого только один недостаток, — Руфина Ивановна делает выразительный жест. — Он был неравнодушен к алкоголю.

Однажды Ида попросила меня достать билеты в “Лужники” на айс-ревю. Мы собирались пойти вчетвером: Ида с Джорджем, его мама, которая приехала к нему из Голландии, и я. Но мама заболела, вместо нее я увидела незнакомого пожилого мужчину — Кима. Я была в темных очках. Когда нас знакомили, он сказал: “Снимите, пожалуйста, очки, я хочу видеть ваши глаза”. Мы пошли с Идой вперед. Кстати, именно тогда, следуя за нами, он решил жениться на мне. В то время у Кима гостил сын Том, он взял его с собой в надежде купить лишний билетик. Но билетов не было, и Ким с Томом отправился домой, пригласив всю компанию к себе на шампанское. После представления мы возвращались на троллейбусе домой, но я не доехала до дома Кима и вышла у метро.

Через несколько дней Ида пригласила меня на дачу в Томилино на выходные. Там оказался Ким. Он прибыл с огромной сумкой, набитой вином, виски, белыми грибами, курицей, овощами. Он даже взял с собой кастрюли и сковородки. Он сказал, что приготовит петуха в вине по-французски. Мы с Идой пытались помочь, но Ким доверил нам только почистить грибы, которые оказались наполовину червивыми. “Это же протеин!” — засмеялся Ким. Обычно покладистый, он не терпел, когда на кухне кто-то есть. В любое другое время, даже когда он был занят серьезной работой и я случайно прерывала его, Ким всегда встречал меня сияющей улыбкой. Но, если он колдовал на кухне, у него был такой сосредоточенный вид, что нельзя было слова сказать. Попробует соус: ложку в мойку, еще что-то — в мойку, там собиралась целая гора.

Ким и Руфина. Медовый месяц они провели в Сибири.

— Он сразу начал ухаживать за вами?

— То, что случилось вечером, нельзя назвать ухаживанием. Мы провели день в саду. По английской традиции пили чай в пять часов, в шесть — аперитив. Тогда я впервые попробовала джин с тоником и поняла, что это мой любимый напиток. Ужин затянулся допоздна, и Джордж с Идой удалились в спальню. Ушла и я в свою комнату. За стенкой продолжался разговор по-английски, и только одно знакомое слово часто повторялось: “Руфа, Руфа”. Засыпая, я услышала, как со скрипом открывается дверь, и в полной темноте появляется красный огонек сигареты: Ким. Он деликатно присаживается на краешек кровати и торжественно объявляет: “Я — английский мужчина!” Понимаю, что он хорошо набрался, и говорю: “Я знаю, вы джентльмен!” — “Нет, — протестует Ким, я — английский мужчина!” Дурацкая ситуация. Пытаюсь его выпроводить: “Tomorrow!” (завтра). Он уходит. И все это повторялось не меньше трех раз. Меня трясло от смеха.

А утром я впервые на него посмотрела другими глазами. Серьезный, со скульптурным профилем, он ничем не напоминал героя ночного приключения и оказался очень привлекательным. На прогулке в лесу он сосредоточенно молчал, и я решила, что он переживает за ночной эпизод. (На самом деле он ничего не помнил, а мучился от головной боли. Напрасно я его жалела!) Чтобы отвлечь Кима, я сорвала колокольчик и шутливо преподнесла ему. Он держал его в руках всю дорогу и потом долго искал подходящий сосуд для цветка. Ким не был сентиментальным, но трогательно относился к любым проявлениям внимания.

— Он быстро сделал вам предложение?

— Ида пригласила меня в поездку по Золотому кольцу на машине, упомянув, что Ким тоже едет. Для меня это не имело значения. Я была счастлива отвлечься от работы. В Ярославле мы гуляли по парку на берегу Волги. Я почувствовала, что Ким ко мне неравнодушен. Меня это смущало, и я избегала его. Наконец он не выдержал, схватил меня за руку, у него была железная хватка, усадил на скамейку и сказал: “Я хочу женаться с тобой!” Я растерялась, ведь мы едва знакомы, и начала искать отговорки, что я ленивая, привыкла к одинокой жизни, что слаба здоровьем. Но запугать его было невозможно. Он сказал: “Я не мальчик. Я тебя не тороплю. Могу подождать”.

На следующий день по дороге в Москву он пригласил меня на ланч в “Метрополь”. Я опоздала почти на 40 минут и была уверена, что он уйдет. Мне было стыдно, и я себя утешала тем, что позвоню ему и извинюсь. Подхожу, Ким стоит с обреченным видом. Увидел меня, расплылся в такой блаженной улыбке, что мое сердце растаяло. Я чувствовала себя легко и непринужденно в ресторане. Он попросил меня давать ему уроки русского языка и пригласил к себе на чай. Мы сидели на кухне. Было по-домашнему уютно. Время летело. Он даже пошутил: “Я тебя пригласил на чай, а ты, кажется, собираешься остаться на ужин!” — и повторил предложение. Я уже была во власти его обаяния и сказала “да”, хотя на ужин не осталась.

— А вы знали тогда, кто такой Ким Филби?

— Мне его имя ни о чем не говорило. Тогда о Филби никто ничего не знал. Была лишь статья в газете под заголовком “Здравствуйте, товарищ Филби!” Понимание приходило постепенно, но впервые я поняла, насколько он знаменит, когда вошла в кабинет и увидела целую полку книг, посвященных ему.

— Среди них, наверное, была книга Элеоноры Филби “Шпион, которого я любила”.

— Об этой книге мне рассказала Ида. Я попросила у Кима ее почитать, Он ничего на это не ответил, ушел в кабинет, и больше я этой книги не видела. Он ее уничтожил.

Лондон, 1955 год. Ким Филби уже не сотрудник МИ-6. Фотографии из архива Руфины Пуховой.

— Руфина Ивановна, вы оставили свою девичью фамилию — Пухова. Почему вы не стали Филби?

— Ким жил здесь под вымышленной фамилией Мартинс. Сначала ему выдали паспорт на имя Федорова Андрея Федоровича. Это было глупо, потому что, когда Ким со своим акцентом произносил русские имя, отчество и фамилию, начинался гомерический хохот. И тогда он сам предложил нейтральную фамилию “Мартинс”. В графе “место рождения” стояло Нью-Йорк, а в графе “национальность” — латыш. Но и в этот образ он не вошел. Когда я шла следом и пыталась его окликнуть: “Андрей Федорович!” — он даже ухом не повел.

— Он не боялся, что его могут узнать?

— Он не верил, что ему угрожает опасность, но не хотел встречаться с журналистами. Тем не менее случилось так, что, когда мы в первый раз пошли в Большой театр, в антракте нос к носу столкнулись с парой его старых друзей, с которыми он вместе работал в Бейруте. Супруги Бистон были журналистами. Дик Бистон долго работал корреспондентом в “Дейли телеграф” в Москве. В антракте, когда мужчины пошли покурить, Мойра спросила меня, часто ли мы бываем в Большом. “К сожалению, нет, потому что трудно достать билет”, — ответила я. “А что здесь легко?” — с сарказмом парировала Мойра.

Однажды нам сказали, что некий мужчина караулит Кима на почтамте, где у мужа был абонентский ящик, куда приходила его корреспонденция: газеты и журналы “Геральд трибьюн”, “Таймс” и другие. Без этого он жить не мог. Но наши бдительные товарищи не дремали, и с этого момента я стала забирать почту сама. Раньше мы везде ходили вдвоем.

Иногда нам сообщали, что существует угроза жизни Кима. В таких случаях, прежде чем выйти из дома — в аптеку, за хлебом, по любому поводу приходилось звонить по определенному номеру, и за нами на расстоянии следовало человек пять. Я считала, что меня не надо было сопровождать и, когда отправилась в бассейн “Москва”, вдруг заметила, что за мной бежит молодой человек. На ходу вскочил в мой троллейбус и так разогнался, что почти влетел в женскую раздевалку. Пока я плавала, на парапете маячила его синяя куртка.

— Как вы думаете, почему была такая опека со стороны КГБ? Боялись за Кима Филби или не доверяли ему до конца?

— Возможно, и то, и другое. Каждый год нас навещали дети Кима, и мы старались придумать для них какие-то развлечения. Однажды его дочь Джозефина огорошила меня: “А ты знаешь, что за нами следят?” Тогда мы были на ВДНХ и присели отдохнуть на скамейку на большой площади, где невозможно спрятаться. Я старательно все обозревала — никого. Потом пошли в рыбный ресторан. Я заглянула в туалет. Джозефина была права. В кабинке висел новый, нераспечатанный рулон туалетной бумаги. И это в советское-то время! Я не поверила своим глазам. Заглянула в соседнюю кабинку — то же самое. А потом в зале обратила внимание на молодого человека, который с отрешенным видом что-то ковырял в тарелке.

Ким, когда смотрел наш любимый сериал “Семнадцать мгновений весны” с великолепным Тихоновым, говорил: “С таким сосредоточенным лицом он бы и дня не продержался!”

— Руфина Ивановна, извините за некорректный вопрос: почему вы не родили ребенка от любимого мужа?

— Так случилось, что надо было принимать решение. Я спросила Кима, а он сказал: “У меня уже пятеро детей. Мы старые родители, это не очень хорошо для ребенка, но это твой выбор”. У меня тоже были сомнения. Беспокоил мой диагноз, в молодости мне пришлось пройти облучение. Итак, у каждого из нас были серьезные причины для сомнений. Потом я, конечно, жалела.

Ким Филби пил “русский чай” из стакана с подстаканником, а английский - из фарфоровой чашечки.

— Читала, что только русской жене Кима Филби удалось избавить его от пьянства.

— Меня раздражает, что в любой публикации, посвященной Киму, мусолится тема пьянства. Создается впечатление, что он больше ничего не делал в жизни. Мы прожили вместе 18 лет, и через два года этой проблемы уже не существовало. Он много работал, у него были ученики.

…Начиналось все в 6 часов вечера — время дринка. Ким наливал в стакан немного коньяка, заменяя им дефицитный виски, и на две трети разбавлял водой. Попивал не спеша, потом готовил вторую порцию. И этого было бы достаточно. Но если продолжал пить, то быстро пьянел и менялся на глазах. Но никогда не становился агрессивным, а просто ложился спать.

Каждое утро я просыпалась под звуки Би-би-си. Ким сидел перед приемником, свежевыбритый и улыбающийся, прихлебывая “русский чай” и говорил: “Чай лучше!” Как будто я спорила. Это был мой Ким.

— Наверное, он боялся, что вы можете уйти?

— Был забавный случай: когда зимой мы собирались на прогулку, исчез один сапог. Мистика какая-то. Мы растерянно шарили по углам, наконец Ким хлопает себя по лбу, идет в кабинет и несет мой сапог. Испугался, что я уйду, и спрятал сапог.

На самом деле я никогда не говорила, что уйду, да и понимала, что не смогу его оставить. Разумеется, я всеми способами пыталась его спасти: ведь он убивал себя.

Он никогда не давал обещаний, что бросит пить. Слушал молча, склонив голову, мои увещевания, но однажды, совершенно неожиданно, без всякого повода вдруг заявил: “Я боюсь тебя потерять и больше не буду пить”. Разумеется, это было чудо. Свое слово он сдержал до конца.

Но традиция оставалась. В шесть часов он наливал свою порцию, потом вторую, отдавал мне бутылку и говорил с улыбкой: спрячь. Но в этом необходимость отпала. Бутылки стояли в баре.

— Михаил Любимов, ветеран разведки и друг вашей семьи, рассказывал мне, что Ким Филби был заядлым курильщиком, причем предпочитал крепкие советские сигареты без фильтра, хотя мог, наверное, позволить себе “Мальборо”.

— “Дымок” и “Приму”. Он говорил, что это настоящий табак, а какое-нибудь “Мальборо” — химия. Если ему попадалась сигарета с фильтром, он отрывал его демонстративно. Даже при бронхите хватался за сигарету. Пепельницы у нас стояли по всему дому.

Ким даже гордился своим сорокалетним стажем курильщика. Он не любил, когда его поучали, говорили о вреде курения, особенно те, кто бросил курить.

— Наверное, приходилось мириться с разными запретами, ограничениями? Вы могли поехать отдохнуть за границу?

— Сначала за границу нас не пускали. Самолетом Ким никогда не летал. Самолет могли бы захватить и посадить в какой-то западной стране, где его сразу упрятали бы в тюрьму. Зато мы побывали на Кубе. На пассажирском теплоходе плыть не могли, нам специально подбирали сухогруз, который идет без остановок. Отправлялись из Ленинграда, возвращались в Одессу на сухогрузе, груженном грейпфрутами, апельсинами, бананами.

В поездках нас всегда сопровождали. Кстати, на Кубе нам дали очень приятного сопровождающего, но чаще было иначе. Ким в последний раз сказал: “Все, больше терпеть не могу! Лучше вообще не буду ездить!” В Болгарии с нами был человек, который не знал ни болгарского, ни английского.

— Но он здесь не бедствовал. Ему платили хорошую пенсию, окружали заботой.

— Ему было неловко. Однажды ему принесли за какую-то работу гонорар, он упорно отказывался, говорил: “Отдайте в фонд вдов!”. Куратор засмеялся: “У вас в семье есть своя вдова!”. И Ким отдал эти деньги моей маме.

Он постоянно чувствовал угрызения совести, потому что сравнивал свое положение не с номенклатурой, а с бедными стариками и старухами, которых он встречал на улице. Считал, что он незаслуженно богат.

— Вы пользовались какими-то особыми благами?

— Порой мы не подозревали о существовании этих благ. В Болгарии я купила дубленку, и одна знакомая в Москве спросила: “Ты одеваешься в двухсотке?” Я даже не поняла, что она говорит о специальной секции ГУМа. Долгое время мы не знали, что нам полагались продуктовые заказы. Главное, то, что за нас решали какие-то проблемы, которые в то время не каждому были под силу: заказать гостиницу, достать билеты, устроить поездку. Всегда можно было о чем-то попросить, хотя мы этим не злоупотребляли.

— Руфина Ивановна, а каким ваш муж был в жизни?

— Очень хозяйственным. Когда другие люди везли из Чехословакии люстры, в нашем купе лежал целый набор эмалированных кастрюль и других принадлежностей для дома.

Ким был цельной натурой. Я не находила в нем недостатков. Он был сильным человеком и вместе с тем легкоранимым. Он не выносил одиночества и всегда трагически относился к моим выходам из дома. Я долго готовилась, чтобы сказать, что хочу пойти в театр или встретиться с подругами. “Ну иди, если хочешь…” — говорил он с обреченным видом. А сам не любил ходить в гости. Больше всего ему нравилось дома. Откуда бы мы ни возвращались, он всегда повторял: “Дома лучше!”

— Ваши друзья знали, кто он?

— У меня много было друзей, но я только самым близким могла доверить эту тайну. Остался узкий круг. Кого-то я невольно обидела, с кем-то пришлось порвать отношения. Часто в гостях в самый разгар веселья мне приходилось спешить домой. И как-то я услышала вслед: “Вот выходят замуж за англичан, а потом исчезают по-английски”.

— Можно сказать, что Ким Филби обрусел в Москве?

— Нет, нисколько. Не только в мелочах (“русский чай” утром в семь часов, с лимоном и обязательно из стакана с подстаканником, английский — в пять часов, крепкий, как деготь, с молоком из старинной фарфоровой чашки). Я просто не могу его ни с кем сравнить. Он был особенный, не потому что англичанин — они бывают очень разные.

Он был очень терпимым человеком и вместе с тем непримиримым. Однажды мы большой компанией путешествовали по Волге: мы с Кимом, его сын с женой и, естественно, куратор из КГБ с дочкой. Собрались в нашей каюте — обсуждали маршрут, и я говорю что-то, обращаясь к куратору, а он сидит, листает журнал, не поднимая глаз. Ким вскакивает: “Кто груб с моей женой, тот грубит мне!” Надо было видеть его лицо. Он каждый раз вставал, когда в комнату входила женщина. Моей маме, которая жила с нами, даже становилось неловко.

— Скажите, Руфина Ивановна, а Ким не разочаровался в социализме?

— Ким верил в справедливое общество — в коммунизм и посвятил этому всю жизнь. А здесь его постигло разочарование. Он переживал до слез: “Почему старые люди так плохо живут? Ведь это они выиграли войну!”

— Может быть, он и пил по этой причине? Ведь и другие члены “кембриджской пятерки” искали забвения в спиртном.

— Ким говорил мне: “Я приехал, переполненный информацией, мне хотелось все отдать, но это было никому не нужно”. Его алкоголизм был самоубийством. Он даже как-то сказал: “Это наиболее легкий способ свести счеты с жизнью”.